Пока Коуэл провожал следователей, я села ближе к камину и в напряжение начала смотреть на горящие поленья.
— Не стоило тебе все это говорить, — встав рядом с моим креслом, недовольно произнес темный.
— А ты хотел, чтобы я выложила им всю правду?! — я повернула голову и поймала его взгляд.
— То, что ты не умеешь врать, я уже понял, как и то, что ты не можешь сейчас адекватно рассуждать.
— Они сами виноваты, — я начала опять расклеиваться, — нечего было меня подозревать.
Еще чуть-чуть и я разревусь. И почему мое хваленое спокойствие продержалось так мало?!
Мужчина тяжело вздохнул, а затем взял меня за руку и силой поднял с кресла.
— Пойдем, поужинаем, а то ты совсем сникнешь.
Я печально посмотрела в его глаза.
— А что мы будем есть?
Он хмыкнул, увлекая меня за собой на кухню, и на ходу произнес:
— Ты наверняка такого никогда не пробовала, но если будешь себя плохо вести, то никогда больше и не попробуешь, — его насмешливый голос заставил меня улыбнуться и отогнать печаль.
— Ты такого плохого мнение о моих кулинарных способностях, что даже обидно.
— Хм, — он посадил меня за кухонный столик и скептично фыркнул, — лучшие повара мужчины и всем это известно.
— Согласна, — я тут же успокоилась и принялась разглядывать столовые приборы.
— Что?! Так быстро? — удивился Коуэл. — И даже не начнешь возмущаться и обвинять меня в невежестве.
Я улыбнулась, смотря в его смеющиеся глаза:
— Ну, если ты и дальше собираешься морить меня голодом, то я могу и передумать.
Он легко улыбнулся, и мне в этот момент показалось, что стена, стоящая между нами, начала рушиться.
***
Холод пробирается под мою новую куртку, заставляя все тело ежиться и дрожать. Завывают разыгравшиеся ветры, кидая снег прямо в лицо. Невозможно ни то, что идти, но и просто находиться на улице.
Сегодня, наверное, самое морозное утро за полвека, если не за столетие, но я не могла остаться в доме и проигнорировать обстоятельства, как сделали друзья нашей семьи (по-видимому, мнимые друзья).
Кладбище с еле выступающими из-под снежных заносов могильниками. Земля промерзшая до такой степени, что смотрителю и его помощнику пришлось долбить землю под гробы.
Слезинки катятся из глаз и тут же замерзают. Прощание слишком затягивается и Коуэл пытается меня увести, но я его не слушаю, падая на колени рядом со свежими могилами, и не в силах сдержать боль, поднимаю глаза к серым небесам. Сердце разрывается в груди и все меркнет от безысходности.
Время идет, руки и ноги скоро перестанут двигаться, но я все сижу не в силах пережить это горе. Понимаю, что мне пора отпустить их, но из-за собственного эгоизма, держу последние воспоминания о родных мертвой хваткой.