Спустя полчаса Стоянов вызвал ее покурить. Он вообще вел себя достаточно отстраненно, этот доктор, курирующий лабораторию. Предоставляя Наташе полную свободу самой отбиваться и выживать. Или жертвою пасть в борьбе роковой…
Наташа спустилась во двор клиники. Стоянов был уже там, прохаживаясь с сигаретой в зубах.
— Ну, как настроение? — мирно спросил он.
— Какое может быть настроение? Хочется все бросить и забыть это учреждение как кошмарный сон.
— Перестаньте! Это все эмоции! Почему вы не пишете докладные записки?
— Зачем?
— Как — зачем? Это ваш оправдательный документ. Или обвиняющий, как хотите. Вот вы сейчас давали убедительные объяснения по каждому пункту. Но ведь вы могли нанести упреждающий удар, если бы обо всем писали в докладных записках. Это ваше оружие!
— А работать когда? — буркнула Ковригина. — Или меня уже уволили?
Она все же не удержалась от слез и сердито сморкалась в платок.
— Нет. Считайте, что танк проехал. Идите и спокойно работайте.
Докладные записки! Ну не умела Ковригина их писать. Не потому, что не владела слогом. Просто еще с детства сидело в ней крепко вбитым гвоздем: «Никогда не жалуйся. Улица не прощает доносчиков».
Вот так прошли первые недели ее работы. Теперь, спустя месяц, ей казалось, что танк действительно проехал, что самое страшное позади. Сразу же после достопамятной беседы у генерального Баркова вышла на работу. Хамство и неприязнь сохранялись, но Наташа научилась не реагировать. Или старалась убедить себя, что не реагирует…
Она направилась к микроскопу..
Часам к двенадцати первый наплыв анализов иссяк, Наташа связалась по телефону с Катериной и позвала ее выйти на перекур. Они встретились в крытом дворе клиники в отгороженном уголке, оборудованном скамейками и урнами.
— Ну как дела? — осведомилась приятельница.
— Как сажа бела, — в тон откликнулась Наташа.
Они разговаривали отрывистыми фразами, словно в окопе под снарядами.
— Как там Бобровникова?
— Не знаю, возле нее Переходько. А что?
— У нее сахар низкий. Я ему позвонила, он нахамил, как обычно.
— Жлоб, что с него возьмешь? А какой сахар-то?
— Два с половиной.
— Может, анализатор врет?
— Теоретически все может быть. Ты же знаешь, Баркова не разрешает проверку делать. Вон калий неделю шел низкий у всех подряд. Я ей говорю, что нужно провести калибровку, она шипит: «Не ваше дело!»
— В принципе действительно не твое. И потом, ты ж понимаешь, когда калий низкий, нужно еще полечить, правильно? Продлить пребывание с стационаре, провести еще пару консультаций с кардиологом… Сколько денежек набегает? Ты наш прайс помнишь?