— Надя, где вы учились? — спросил Виктор Борисович.
— Воронежское музыкальное. Затем консерватория, — Надежда присела передохнуть и взяла сигарету.
— Московская?
— Нет. В Свердловске.
«Воронежское… Неужели?..»
— А нельзя ли что-нибудь из репертуара Рады Волшаниновой? — попросил гость, похожий на цыгана.
— Да, пожалуйста! — вразнобой загалдели гости. Каждый из них теперь хотел услышать любимую вещь и ждал удобного мгновения, чтобы высказать свое желание.
— Надя должна же и отдыхать, — вклинился Виктор Борисович.
Михаил Сергеевич молча сидел, положив уставшие с непривычки руки на деку гитары.
— Ничего. Я не устала. — Надежда повернулась к Михаилу Сергеевичу. — А вы, Миша?
— Я как вы… — Михаил Сергеевич поднял голову. Надеждина родинка была у самых глаз.
«Не целуй ее. Ты меня оглушаешь!..»
Так это же та самая Надя. Надеждинка!
Михаил Сергеевич взял знакомые аккорды. И вновь все переглянулись.
«Я ехала домой, душа была полна каким-то для меня совсем неясным счастьем…»
— Слушайте, это прекрасно!.. Да, вечер романса!..
— Нет! Целая ночь романса!..
«Я е-ха-ла домо-ой…»
Да, она ехала домой. А он?
В середине августа 1946 года Михаил Сергеевич — тогда просто Мишка — получил долгожданное письмо. Сердце стучало где-то в горле, когда он разорвал казенный пакет со штампом музыкального училища. Он до сих пор хранит это письмо.
«Тов. Кобзарь Михаил Сергеевич! Музыкальное училище г. Воронежа вызывает Вас на 26 августа 1946 года к 10 часам на экзамены».
Подписи — директор и секретарь.
Мать, прервав побелку стен хаты, стоя посреди двора, обрызганная известью, прослушала письмо. У нее дрогнули губы. Она заволновалась — из дому уезжал единственный сын.
— Не надо, мамо. Теперь же все хорошо. Вы остаетесь в своей хате. Не надо. Я буду писать…
— Та спасибо, ридненький. Я ничего… Я не плачу, — мать дрожащими губами еле выговаривала слова. — Я припоминаю, як ты — маленький ще був, годика два тоби минуло — находил дощечку, вбивал в нее гвозди, натягивал на них нитки, трогал их, як струны, та и прислонял мени до уха. «Ты посюсяй, мамо! Посюсяй!» Послушай, значит!.. И откуда воно оце у тэбэ?.. Як ты ждав балалайку! А гитару, помнишь, як мы купили?.. И не отступаешься ты!..
«Я е-ха-ла домо-ой… Двурогая луна светила в окна душного вагона…»
Нет, не было луны. Был ранний августовский вечер. И был вагон. Товарный вагон.
Мишка не захотел, чтобы мать провожала его. На то была причина. Мать думала, что сына придет провожать какая-нибудь дивчина и он стесняется. Но дело было в другом. У Мишки мало было денег. И он задумал добраться до Воронежа на товарняках. Узнай об этом, мать всполошилась бы.