Проснулся тогда Степанов уже в половине следующего дня. В голове у него шумело; словно от побоев, ныло все тело. Поворочавшись с боку на бок, сел он на постели, постучал в стенку купе.
Вошел чернявый, немолодой уже солдат, вытянулся в струнку у двери:
— Слушаю, господин полковник. — Он также величал своего начальника чином выше.
Опираясь руками в колени, Степанов глянул на денщика исподлобья, хриплым с перепою голосом спросил:
— Где мы?
— На станции Маньчжурия, господин полковник.
— В Маньчжу-у-урии? Когда же мы сюда прибыли?
— Да уже часа три, почитай, будет.
— Болван! Что ж ты не разбудил сразу же, как приехали?
— Будил, да не добудился, а тут еще капитан Дублицкий приказал не беспокоить вас. Потом, как уехали они, я опять будил, а вы, значить, ни в какую…
— А этот полковник американский?
— Вместе с капитаном на автомобиле уехали.
И тут Степанова осенило: быстро нагнувшись, глянул он под сиденье, куда еще в Чите поставил ящики с шумовским золотом, и мороз пошел по коже — ящиков там не было. Как подкошенный плюхнулся он на сиденье и, уронив голову на руки, вцепился в волосы.
— Ограбили, подлецы, сволочи! — прохрипел он сквозь стиснутые зубы и вдруг, вскинув голову, рявкнул денщику: — Шинель мне, живо!
Весь тот день мотался Степанов на извозчиках по городу: то в банк, то в полицию, то в гостиницы — и все без толку. Уже перед вечером в одной из гостиниц нашел полковника Морроу.
Американец сидел вдвоем с офицером-переводчиком, на круглом столе перед ними тарелки с закуской, бутылки с вином и пивом. При входе Степанова Морроу, широко, дружески улыбаясь, протянул ему большую пухлую руку, жестом приглашая в свою компанию.
Бурый от злости, Степанов присел к столу и, глянув на американца в упор, спросил:
— Я насчет ящиков шумовских, куда вы их девали?
Морроу глянул на сидящего рядом с ним офицера и, когда тот перевел ему слова Степанова, что-то буркнул в ответ, удивленно пожав плечами. Офицер перевел его ответ Степанову:
— Господин полковник удивлен, о каких ящиках вы спрашиваете?
— Чего он путает! — взорвался Степанов, дрожа от бешенства. — Сам же увез их с этим подлецом Дублицким, а теперь незнайкой прикинулся. Пусть вернет все, немедленно, а то я… иначе поверну… найду управу!
Все время, пока Степанов, брызгая слюной, кипятился, Морроу смотрел на него ничего не понимающими глазами, а выслушав переводчика, изобразил на лице крайнее удивление.
Офицер перевел Степанову:
— Господин полковник догадывается, что вы говорите о тех ящиках, которые ваш помощник куда-то повез. Но ведь вам об этом лучше знать, а мы в дела ваши не вмешиваемся.