За визитку она тогда обиделась. Сунула ее в записную книжку и забыла. Она ничего не выбрасывала сразу.
Воровато оглядевшись, она быстро запихнула ее обратно в книжку. А вечером позвонил Мансуров. Тон его был, как всегда, требовательным, и Маня хотела ответить резко, как готовилась, но опять ничего не вышло.
– А я уже думал, что вы не хотите со мной разговаривать. Третий раз набираю.
– Ой, а я не слышала. На кухне вода текла.
– Так вы еще и на кухне?!
Маня испугалась.
– У меня выходной сегодня. Но я проглядела рукопись…
– Проглядели? Мне кажется, вы много чего там проглядели.
– А что, какие-то проблемы?
Он громко вздохнул. Очевидно, что он держал ее за идиотку, и она каждый раз ему в этом подыгрывала.
– Много проблем, Манечка. Мы же с вами говорили, неоднократно говорили, что то, что я рассказываю, нельзя извращать. Нельзя! Смысл теряется.
– А я не извращаю.
Он еще долго что-то говорил, а она оправдывалась, и было невыносимо это слушать, и ей хотелось крикнуть, чтобы он замолчал и наконец услышал ее, и тогда бы она все ему объяснила.
Она достала градовскую визитку и записалась на прием без проблем.
Во сне ехали на дачу. Электричка была полупустая, и Градов даже сидел у окна. Он любил считать проплывающие за стеклами деревья, иногда что-то отвлекало, и он сбивался, а потом начинал заново. Маня о чем-то говорила с тетей Кларой, о какой-то ерунде вроде клубничных грядок на соседском участке. Градов привык к мысли, что соседские грядки особенные. Правда, были моменты, когда вдруг становилось обидно, и он просил отца, даже требовал, чтобы они посадили такие же, и отец как-то всегда путано объяснял, что такие у них все равно не получатся, но надо пытаться. И вроде бы даже пытались, но грядки так и оставались кривыми и бледными. Про себя Градов удивлялся, почему соседи, с виду люди обычные, могут сделать такие грядки, а отец, который так много знает и умеет, не может. Временами приходило тоскливое осознание, что эти мечты никогда не сбудутся. Почему, он не понимал, но знал, что это так. Настроение обычно портилось, но такое случалось нечасто, и он быстро отгонял эту мысль. Жизнь и без того хороша.
Он представлял, как расправит крылья бабочки, которую оставил засыпать в стеклянной банке на чердаке, и вдруг вспомнил, что в воскресенье в Москву не вернется, а останется дальше с Маней и тетей Кларой, и сдавило горло от подступающих слез. Теперь он не увидит маму целых семь дней.
Вот на этой мысли он проснулся, долго лежал, пытаясь разобраться с настроением.
Женщина сидела прямо и смотрела на его руки. Взгляд мешал, и Градов то и дело барабанил пальцами по столу, чего обычно старался не делать.