— Бен Франклин хотел их сделать национальным символом, — вставила Алина, — слыхали про это? Но любители мяса взяли верх.
— Пятьдесят тысяч птиц, — сказал Рольф, быстро посмотрев на Алину и опять устремив на меня прожигающий взгляд. — Есть информация, что завтра их начнут забивать для продажи в незамороженном виде.
— Самое лакомство для яппи. — Голос Алины источал отвращение.
Помолчали. Стало слышно, как потрескивает огонь. Туман давил на окна. Темнело.
— Ферма видна с шоссе, — сказал наконец Рольф, — но проезд только через Калпурния-Спрингс. Около двадцати миль — двадцать две и три десятых, чтоб быть точным.
Глаза Алины сияли. Она не сводила их с Рольфа, словно он был посланцем небес. Я почувствовал, как что-то поднимается у меня в желудке.
— Ночью махнем.
Рольф настоял, чтобы поехали на моей машине — «Мой пикап вся округа знает, я не могу рисковать из-за такой небольшой операции», — но мы залепили номерные знаки спереди и сзади дюймовым слоем грязи. Лица затянули черным, как коммандос, из сарая взяли все необходимое — кусачки, ломы и две большие канистры бензина.
— А бензин-то зачем? — спросил я, прикидывая канистру на вес.
— Чтобы отвлечь внимание, — блеснул глазами Рольф.
Альфа по очевидным причинам оставили дома.
Если днем туман был густой, то теперь он стал и вовсе непроницаемый, — казалось, небо слилось с землей. Свет фар отбрасывало мне в глаза, и от напряжения они скоро начали слезиться. Если бы не ухабы и выбоины, можно было подумать, что мы в космосе летим. Алина сидела впереди между мной и Рольфом и загадочно молчала. Рольф тоже мало что изрекал, если не считать скрипучих команд: «Туг правей — круто влево — не спеши, не спеши». Я думал о мясе, о тюремной решетке, о том, до каких героических размеров я вырасту в глазах Алины и что с ней сделаю, когда мы наконец доберемся до постели. По часам на приборном щитке было два ночи.
— Так, — прозвучал голос Рольфа, и я вздрогнул от неожиданности. — Здесь тормози — и гаси фары.
Мы вышли в тишину ночи и осторожно, стараясь не шуметь, закрыли дверцы. Не видно было ни зги, но я слышал недалекий шум машин на шоссе и другой еще звук, смазанный и приглушенный, — мягкое, невозмутимое дыхание тысяч моих собратьев по бытию. И обонять их я тоже мог — в воздухе висел едкий прогорклый запах помета, перьев и голых чешуйчатых лап; он жег мне ноздри и полз по пищеводу вниз.
— Ух ты, — сказал я шепотом. — Я их уже чую.
Рольф и Алина смутно маячили где-то сбоку. Рольф открыл багажник, и в следующий миг я почувствовал у себя в руке тяжелый лом и кусачки.