Этого еще ей не хватало.
— Хочешь взглянуть на мой шов? — спрашивает Кат. — Только не смеши меня, а то разойдется.
Джера от таких вещей тошнит — он не выносит вида крови, всего, что связано с гинекологией. Два года назад, когда его жена рожала, его едва не вырвало прямо в палате. Рассказывал об этом с гордостью. Кат хочется зажать сигарету в углу рта, как в черно-белых фильмах сороковых годов. И выпустить дам ему в лицо.
Всякий раз, когда они спорили, ее дерзость возбуждала его. Все заканчивалось грубым объятием, долгим неистовым поцелуем, от которого перехватывает дыхание. Он всегда целует ее так, будто кто-то третий наблюдает за ним оценивающим взглядом. Надо же, какую модную штучку целует, броскую и дерзкую, с ярко накрашенным ртом, короткой стрижкой. Целует девушку, женщину в донельзя узкой мини-юбке и плотно обтягивающих леггинсах. Джер любит зеркала.
Но сейчас он не возбужден. И Кат не может заманить его в постель — она еще не готова, она еще больна. Он наливает себе выпить, но оставляет стакан полупустым, берег ее за руку, словно спохватившись, добродушно треплет по плечу в свободном пуховом свитере, уходит слишком рано.
— До свидания, Джералд, — говорит Кат.
Его имя звучит как насмешка. Она его отлучает, дает отставку, будто срывает медаль с его груди. Это предупреждение.
Он был Джералдом, когда они познакомились. Это она превратила его сначала в Джерри, потом в Джера. (В этом имени слышится напор, страсть.) Это она заставила его выбросить убогонькие морщинистые галстуки, объяснила, какую обувь носить, выбрала для него итальянский костюм свободного покроя, изменила его прическу. Она сформировала его вкусы — в еде, выпивке, легких наркотиках и эротическом женском белье. В своем новом облике, с новым, жестким именем, обрубленном на звучном «р», он был ее творением.
Себя она тоже создала сама. В детстве она была Кэтрин, хорошенькой куколкой, и суматошная мать с вечно заплаканными глазами наряжала ее в платьица с рюшечками и оборочками. К старшим классам с оборочками было покончено, и она превратилась в живую круглолицую Кэти с чистыми блестящими волосами и великолепными зубами, милую, но привлекательную не более, чем реклама здоровой пищи. В университете она стала Кэт — резкой, грубоватой на язык, в узких черных джинсах, клетчатой рубашке и полосатой джинсовой кепке с большим козырьком. Сбежав в Англию, она изменила свое имя на Кат. Короткое, с отзвуком улицы, и острое, как коготь. И главное — необычное. В Англии пропадешь, если не сумеешь как-то выделиться, особенно если ты не англичанка. Надежно защищенная своим новым обличьем, она победно пронеслась через восьмидесятые.