— Я, пожалуй, слишком разбрасываю мячи, — признал тот и снова сунул в рот сигару.
— Это общая беда, — заметил отец и потянул меня к себе. — Кларенс, это мой сын. Джо, это Кларенс Сноу. Он президент этого клуба. Он здесь самый лучший игрок.
Я поздоровался за руку с Кларенсом Сноу. Ему перевалило за пятьдесят; пальцы у него были длинные, худые и сильные, как у отца. Он не слишком крепко сжал мою руку.
— Много там осталось мячей, Джерри? — спросил Кларенс Сноу, проводя рукой по тонким темным волосам и глядя на темное поле за окном.
— Совсем немного, — ответил отец. — Стемнело, и мы ушли.
— А ты, сынок, тоже играешь в гольф? — Кларенс Сноу улыбнулся.
— Он — молодцом, — сказал отец прежде, чем я успел ответить.
Он сел на второе складное кресло, под которым стояли его уличные ботинки, и стал расшнуровывать туфли На нем были желтые носки, над ними виднелись белые, безволосые лодыжки Развязывая шнурки, отец смотрел на Кларенса Сноу.
— Мне надо поговорить с вами, Джерри, — проговорил Кларенс Сноу. Взглянул на меня и втянул носом воздух.
— Отлично, — сказал отец. — Это может подождать до завтра?
— Нет, не может, — ответил Кларенс Сноу. — Подниметесь ко мне в кабинет?
— Конечно, поднимусь, — согласился отец. Снял туфли для гольфа, поднял одну ногу, растер ее, затем поджал пальцы. — Инструменты невежды, — сказал он и улыбнулся мне.
— Это не займет много времени, — сказал Кларенс Сноу и вышел, оставив нас с отцом в освещенном магазине.
Отец откинулся в складном кресле, вытянул ноги и пошевелил пальцами в желтых носках.
— Он меня уволит. Вот какой будет разговор.
— Почему ты так думаешь? — спросил я.
Меня это поразило.
— Ты в этих делах не разбираешься, сынок. Меня и раньше выгоняли. Это просто чувствуешь, и все.
— Но почему?
— Может, он думает, я трахал его жену, — ответил отец. Я никогда раньше не слышал от него ничего подобного, и это тоже поразило меня. Он смотрел из окна в темноту. — Впрочем, не знаю, есть ли у него жена. — Отец стал надевать уличные туфли; это были черные мокасины, блестящие, новые, на толстой подошве. — А может, я выиграл деньги у кого-то из его друзей. Ему не нужны причины. — Он задвинул белые туфли под кресло и встал. — Жди меня здесь.
Я знал, что он в бешенстве, но не хочет, чтобы я это знал. Ему нравилось это — заставить тебя поверить, что все обстоит прекрасно, и раз уж все должны быть счастливы, то пусть будут, если могут.
— Порядок? — спросил он.
— Порядок, — ответил я.
— Ты пока думай о хорошеньких девчонках, — сказал он и улыбнулся мне.
И пошел, чуть ли не поплелся, из магазина, оставив меня наедине с самим собой среди полок, забитых серебристыми клюшками для гольфа, и новенькими кожаными сумками, и туфлями, и коробками с мячами — среди орудий отцовского ремесла, этих неподвижных и безмолвных сокровищ.