Пригоршня прозы: Современный американский рассказ (Биссон, Басс) - страница 39

— Работать на линии огня. Там копают рвы, через которые огонь не должен перекинуться. Говоря по правде, больше я и сам ничего не знаю. — Он сунул руки в карманы и съежился. — В голове у меня сейчас такой кавардак. Надо что-то с этим делать.

— Понимаю, — сказал я.

— Скажи маме, я не хотел ее сердить.

— Ладно.

— Мы же не хотим в один прекрасный день проснуться в гробах, ведь так? Это был бы неприятный сюрприз.

Он положил руку мне на плечо, притянул к себе, крепко прижал и рассмеялся коротким странным смешком, словно эта мысль ужаснула его. Посмотрел на другую сторону Сентрал-авеню, на «Отдых фазана», — я видел, как он входил туда неделю назад. На красной неоновой вывеске над дверью бара взлетал большой фазан, расправив крылья в ночной тьме. Улетал прочь.

— Я только что, вот сейчас, подумал об этом, — сказал отец. Снова сжал мое плечо и тут же опять засунул руки в карманы. — Ты замерз?

— Немного замерз.

— Тогда иди домой, — сказал он. — Незачем ждать, когда я сяду в автобус. Это может быть еще не скоро. Мама, наверное, тебя ждет.

— Хорошо, — сказал я.

— Не хватало, чтобы и ты ее сердил. Она уже и так зла на меня.

Я смотрел на отца. Старался разглядеть его лицо в свете уличного фонаря. Он улыбался, глядя на меня, и теперь я думаю, что в тот момент он был счастлив, счастлив от того, что мы с ним рядом, счастлив, что рискнул поехать на пожар — что бы он ни думал насчет риска. Мне все же качалось странным, что он мог зарабатывать на жизнь, играя в гольф, а потом вдруг взять да поехать тушить лесные пожары. Но именно так и случилось, и я подумал, что надо к этому привыкать.

— Ты, наверное, уже слишком большой, чтобы поцеловать старого папку? — сказал отец. — Мужчины тоже любят Друг друга. Ты же это знаешь?

— Да, — сказал я.

И он взял меня за щеки, поцеловал в губы, сжал мне лицо. Его дыхание хорошо пахло, а лицо было напряженное.

— Не разочаровывайся в жизни из-за того, что натворили твои родители, — сказал он.

— Хорошо, — сказал я. — Не буду.

Тут я почему-то испугался и подумал, что если останусь там, то он поймет, что я испугался, и потому повернулся и пошел в холодной темноте обратно по Сентрал-авеню. Дойдя до угла, обернулся, чтобы помахать ему на прощанье. Но отца не было видно, и я подумал, что он уже в автобусе и теперь ждет, сидя среди индейцев.

Прежде я все время говорила: это не в счет. Я жила своей жизнью втайне, будто если никто не видит, так ее и нет. Я как бы отсутствовала. Ни в чем не признавалась. Теперь я знаю — то, что люди замечают, о чем говорят, куца меньше того, что я делаю наедине с собой, когда меня никто не видит. Я хочу объяснить вам: не верьте тому, что уже слышали обо мне. А верьте, что вот здесь, наедине, я расскажу вам о том, что куца хуже всего известного людям. Видите ли, моя слава опирается не на те причины. Денежная девушка. Потому что у меня хватило духа сказать, что деньги меня не интересуют, сказать это, пока я продолжаю их греет. Стоит перестать зарабатывать, и тебя признают какой хочешь святой. Знаменита я не моими Молитвенными хлебами, будто их одних не хватало бы для человеческой молвы.