Эрл смеется. Под конец его рассказа стал сеяться мелкий дождик. Дворники ритмично пощелкивают; швы на бетонке — как форшлаги: бачу-чу, бачу-чу…
— Заранее не угадаешь, когда песня созреет. Возьмешься за нее прежде времени, а она еще сырая. Опоздаешь, переспела, как груша. — Эрл встряхивает головой. — А оставишь ее совсем, сам изведешься.
Поперек шоссе прямо им под колеса бросился заяц. Но уцелел и дал стрекача, потому что Эрл, не сбавляя скорости, вильнул и объехал его на полном ходу.
— Чуть было заячью смерть на душу не взяли.
Билли не отозвался. Он сидит и постукивает карандашом по блокноту. Впереди на востоке скоро проступит электрическое зарево над Колумбусом. После этого остается еще три часа до Кливленда и до завтрака в отеле «Маджес-тик» на Карнеги-авеню. Там их может ждать какой-нибудь певец или, возможно, певица, из желающих попробоваться в джаз Фергюсона. И как знать, кому-то вдруг да повезет, и второй Билли или вторая Красотка Сара отправится с джазом в поездку по стране до самого Нью-Йорка, и раз навсегда в корне переменится ее судьба. А если нет, тогда симпатичная девчонка, и не подозревающая о своей привлекательности, так и останется подавать жаркое с овощами или свинину на ребрышках в накуренной столовке на Седар-авеню, а у самой голова занята песнями или мыслями о больной матери и двух детишках, которых они на пару с мужем бьются, стараются прокормить. Сколько таких повидали Эрл и Билли, сколько раз слышали нотки надежды в голосе и видели бисеринки пота на губе, когда до того хочется вырваться из тоскливой беспросветной обыденщины! Дело известное. Каждому случалось после работы валиться с ног и засыпать прямо в пропахшей табачным дымом одежде, чтобы продрать глаза навстречу вялому утру и первым шумам уличного движения, хлопнувшей двери, детскому плачу, и — «о, черт, снова вставать, но я живу, и надо как-то перемогаться».
Машину тряхнуло.
— На этот раз ты кого-то переехал, лихач разнесчастный.
— Вылезают тут всякие по ночам, — ворчит Эрл. — Дорога-то теплая. Еноты разные, опоссумы, змеи, коровы.
— Коровы?
— Да, и коровы. — У Билли в зубах дымится новая сигарета. Эрл тоже сует в рот сигарету и показывает пальцем. Билли подносит ему зажигалку. — Спасибо. Ты что, разве забыл, как мы сбили корову на пути в Саратога-Спрингс?
А как же, Билли помнит.
— Она небось решила, что на нее несется Ночной Экспресс, я же сигналил как полоумный, хотел ее с дороги шугануть. Шла, должно быть, на соседский лужок гульнуть на стороне.
Корова тогда упала на одно колено, но поднялась, прежде чем раствориться в темноте, отраженной зеркалом заднего обзора.