Иван Алексеевич остановился передохнуть. Сорок один год — возраст небольшой, но все же быстро в сопку подниматься трудно. Ишь как колотится сердце. А может это от только что увиденного там, в порту и на Светланке? Северов снял фуражку, пригладил седеющие волосы и глянул вниз на главную улицу. По ней двигались иностранные войска. Отсюда они походили на заплесневелый поток, а люди на тротуарах — на мусор, набившийся по берегам.
Северов привычно осмотрел город, поблескивающую гладь бухты. Владивосток. Неужели он станет чужим? Ведь он построен руками русских людей, на его глазах! Глядя на дома, на дымящиеся трубы Дальзавода, на военно-ремонтные мастерские, Иван Алексеевич вспоминал, когда и как все это возникало.
Капитан скользнул взглядом по бухте, заполненной военными и торговыми судами, разыскал свое маленькое, едва заметное рядом с огромным французским транспортом, грузовое судно «Кишинев». Оно стояло у самого дальнего пирса. «А когда-то я и Геннадий становились рядом, у самых пакгаузов, — вспомнил Северов. При мысли о брате Иван Алексеевич невольно вздохнул: — Где сейчас Геннадий?» Война застала его в Одессе, куда он ушел за грузом пшеницы. Там его пароход был взят под перевозку войск в Румынию. Письма от брата приходили редко. В последнем Геннадий Алексеевич писал, что он «пожалуй, останется на Черном море до окончательной победы». Последние слова были дважды подчеркнуты. Иван Алексеевич почувствовал, что за ними кроется какой-то иной значительный смысл. Не надевая фуражки, Северов широким шагом пересек двор, поднялся на крыльцо, вошел в прохладную прихожую и увидел на вешалке соломенную шляпу.
К нему вышла жена.
Тебя, Ваня, ждут. Арнольд Михайлович...
Я, Сонечка, чуть задержался. — Он повесил на крюк фуражку, привлек к себе жену, поцеловал ее: — Нужно было документы оформить.
Все-таки завтра уходишь? — Соня с печалью и любовью смотрела на лицо мужа. — Опять я одна, одна...
Иван Алексеевич нежно погладил полное плечо жены, глаза его тоже погрустнели. И муж и жена сейчас подумали об одном, о том, что у них нет детей. С каждым годом это ощущалось все острее, делало жизнь какой-то неполной. Особенно тяжело было Соне. Клементьева, после смерти Северова, как мать воспитывала оставшихся сиротами мальчиков. Было трудно, не хватало средств, но все же братья Северовы получили штурманское образование, стали моряками, хотя и не китобоями, как завещал отец. Она дождалась их самостоятельного выхода в море, увидела свою дочь Соню замужем за Иваном Алексеевичем. Теперь Тамара Владиславовна покоилась рядом с Северовым на берегу пустынной бухты Тихой — последнем пристанище моряков. Океанские ветры всегда шумят здесь, как и вечно бьется о скалы прибой...