Вместо этого Бен потянулся к ней. Сара была обнажена, холодна и нерешительна. Он удержал ее немного на расстоянии, как обычно делал это, а потом она коснулась его бедром, как всегда поступала в минуты близости. Соблюдение ритуала, запах, ощущение знакомого, родного немедленно распалили воображение Бена.
Но внезапно Сара решила изменить привычный ход событий и оседлала его. Склонившись над ним, она поцеловала его глубоким поцелуем, а ее волосы закрыли их лица, словно занавесом. Бен потянулся к ней и легко проник в нее. Она начала отклоняться назад и причинила ему боль. Он не выдержал и схватил ее за бедра, привлекая к себе. Он почувствовал в ней неодолимое желание, потребность близости, причину которой не мог определить точно из-за меланхолического подтекста всей сцены.
В темноте, царившей в комнате, он едва различал изящные формы Сары, ее грудь с ореолами, похожими на два уголька. Прикосновение к ее коже давало ему ощущение песка, пропускаемого сквозь пальцы. Лицо Сары было в тени, но Бен видел блеск ее глаз, и это удивило его, потому что обычно Сара держала их крепко закрытыми, словно ей причиняло боль видеть себя такой порочной и развратной.
Они достигли пика быстро и вместе. Она издала такой низкий, почти животный звук, который был незнаком ему, а затем неподвижно застыла. Так продолжалось довольно долго. Сара была подобна скульптуре. Наконец их дыхание замедлилось и затихло. Наступила звенящая тишина. Она запрокинула голову, так что Бен не различал больше ее лица, а только силуэт и бледный контур ее подбородка, шеи и плеч. Вдруг Бен услышал какой-то утробный протяжный звук, который раздался так резко и неожиданно, что вначале он принял его за последний спазм ее наслаждения. Но она рыдала. Он протянул руку и положил ладонь на ее плечо.
— Что?
Она покачала головой и не могла произнести ни слова. Он приподнялся на локтях, но в этот момент она соскользнула с него.
— Дорогая моя! Любимая! Что такое?
— Ничего, — прошептала она.
Он повернулся к ней, пытаясь приласкать ее. Но она держала руки скрещенными на груди, словно обнимая себя и стараясь унять пронзившую ее боль. Ее тело сотрясалось в рыданиях. Бен никогда не слышал ничего ужасней.
— Скажи мне, что терзает тебя, — умолял он ее. — Прошу тебя, скажи мне.
— Нет, пустое.
Они вели лошадей сквозь заросли полыни к низкому уступу, одна сторона которого была сплошь укрыта раскрошившимися от дождя и ветра камнями. Перед ними открылся вид на реку, блестящей змеей извивавшуюся внизу. Стоял жаркий полдень. Всадники придержали лошадей. Справа от Эбби был Тай, а слева — его отец. Они наблюдали, как тени облаков проплывают по пастбищу, словно корабли, а потом, будто желая избавить их от возникших сомнений, уходят за горизонт. Отец Тая указал на восток, где за самой дальней скалой исчезала блестящая лента реки, и объяснил, что там находится граница их земли и начинаются владения соседа.