Офицер проводил их недоуменным взглядом, уж очень поведение экипажа не совпало с заявленными планами — и все же решил заняться навигационным оборудованием. То есть хотя бы посмотреть, какими возможностями он как астронавигатор располагает. То есть — попытаться вспомнить хоть что‑то из астронавигации, хоть какие‑то крохи из того, что изучал… Собственное запальчивое решение махнуть рукой на штабные интриги и перевестись в летно — подъемный состав больше не казалось ему хорошей идеей. Тем более что обыденная жизнь летно — подъемного состава оказалась не сильно отличной от штабной клоаки: несмотря на поступление новой техники, никто не спешил ее осваивать, техники, например, уже в начале вахты принялись изгонять радиацию из организмов посредством пайкового алкоголя, оружейники таскали что‑то явно для личных нужд, а экипажей и вовсе не было видно… в общем, никто не рвался добывать славу для России. Все прекрасно понимали, что чем быстрее освоишь технику, тем быстрее бросят в бой — и положенные на ознакомление и тренировки десять вахт собирались выбрать полностью. А освоить… ну, русским хватает пары часов непосредственно перед боем, это всем известно.
Старший лейтенант вздохнул и полез в открытый люк дисколета. Как он же сам заметил, космофлот — не танцевальное шоу, в космофлоте дисциплина. Ну, должна быть. Если рапорт подписан — придется служить в летно — подъемном, и нигде больше.
— Кэп! — услышал он вскоре снаружи. — Кэптэн Джонс!
Офицер выглянул — у дисколета переминались несколько практически трезвых техников.
— Вы командир «семерки»?
Офицер открыл рот — и задумался.
— Значит, вы, — решил техник. — Нам тут сказали продублировать хай — хай и загрузить полный боекомплект, хотя на кой черт он нужен в ознакомительный период, кто бы объяснил? Бардак…
— Хай — хай? А чем дублировать? — удивился офицер.
— Да по старинке, световодами. Да световоды есть, а боекомплект не дают. Говорят, вы не оружейники, и вообще на кой черт он вам в ознакомительный период…
— А что у тебя лицо разбито? — спохватился офицер.
— При чем тут лицо, мы боекомплект пришли загружать, а нам не дают!
— Понял, что ничего не понял, — сознался офицер. — Старший? Идем на склады, разберемся с боекомплектом. Я как‑никак материально ответственное лицо…
— Ну это обычное дело, что ничего не понял, — согласился техник философски. — Бардак…
Видимо, разбитое лицо оказало на техников магическое действие, потому что они после складов не сбежали, а зашли еще в трофейный сектор, чего‑то там взяли, страшно тяжелое и неудобное. Потом наведались в медблок, потом долго лазили в битой технике, которую натащили в матку тральщики, и везде офицер по подсказке техников что‑то требовал, заверял и брал под личную ответственность властью офицера, ничего не понимая и потому холодея от мысли, что документов набирается не на один трибунал. Где‑то в процессе с ним пересекся Буревой, недоуменно оглядел, подумал себе чего‑то, переговорил с экипажем, в результате обгавкал за то, что он забыл в истребителе свой летный шлем, вручил его и исчез. И тут же по внутреннему переговорнику посыпались указания, все из разряда «зайти, отобрать силой, утащить». Техник поглядывал странно, потом не выдержал и спросил, зачем летный шлем на голове внутри матки? Чтоб потелось лучше, что ли?