– Ты так и не ответила на мой вопрос, – настойчиво говорит он. – Кто он?
– Никто, – отвечаю я, проводя языком по передним зубам. – Он просто использовал меня, позвал на свидание, чтобы подшутить надо мной. – Я пытаюсь не смотреть на машину, которая вернулась в поток и движется на одной скорости с нами, подползая к Гоуэр-стрит. – Я рада, что поняла это.
– Мне жаль, подруга, – говорит Карлос и обнимает меня. Я прижимаюсь щекой к его мягкой фланелевой рубашке, его знакомый запах действует на меня успокаивающе: мятный и сладковатый, как жвачка. – Только не надо теперь думать, что все парни плохие. Есть и хорошие.
– Думаю, ты последний, – улыбаюсь я, поднимая голову. – Но я, к сожалению, не в твоем вкусе.
– Сожалею. Если бы у нас был шанс, я бы обращался с тобой, как с богиней.
– Ты так и делаешь, – говорю я, и он целует меня в макушку.
Я отстраняюсь, но Карлос не убирает руку с моего плеча – он прижимает меня к себе, так что мы вынуждены идти в ногу. Наконец добираемся до кофейни «Одинокий Боб», маленького заведения, стены которого увешаны старыми черно-белыми снимками голливудских актеров 1920-х и 1930-х годов. Как обычно, здесь полно людей, сгорбившихся над ноутбуками, а еще несколько ребят из школы, которые нас опередили. Мы заказываем наши обычные напитки, плюс пирог с черникой на двоих, а потом садимся за один из столиков на улице. И снова мои мысли устремляются к Тэйту. Я не могу не вспомнить о том, как он неожиданно принес мне кофе на прошлой неделе; о том, как непринужденно он вошел в дверь магазина с дымящимися напитками в обеих руках, а потом так же невозмутимо удалился. Словно это было для него привычным делом, а я – всего лишь очередной девчонкой, которая должна была купиться на его жест.
Карлос достает домашнее задание по истории Америки и начинает громко и с возмущением разглагольствовать о своей сегодняшней контрольной и о том, что проводить ее было нечестно, потому что он не помнит, чтобы этот материал разбирали. Я благодарна ему за то, что он сменил тему, отвлекая меня от мыслей, которые постоянно возвращаются к Тэйту. Но тем не менее я совершенно не могу сосредоточиться на его словах. Когда Карлос в конце концов поднимается, чтобы сходить в туалет, я невольно устремляю взгляд на дорогу. И вот она – машина, у обочины.
Опустив голову и сжав челюсть, я позволяю себе рассматривать ее еще несколько мгновений. Я знаю, что это его машина – чья же еще? Мои руки напрягаются, я смотрю на нее сердито и с вызовом. Если он ждет, что я подойду и стану с ним разговаривать, то заблуждается. Пусть хоть весь день там просидит, если ему так хочется.