В узком кругу с Кромвелем
Ему понравилось мое простодушие, и он мне сказал, — насколько лучше можно сделать дела своего Мэтра в согласии с правдой, как это сделал я, чем стараясь их замаскировать; он пожелал быть одним из моих друзей при условии, что я буду принадлежать к числу его друзей; он просит в этом моего слова, так как убежден, — когда я его ему дам, я его не нарушу. Я счел себя крайне польщенным такой манерой поведения и сказал ему, что вовсе не в моей дружбе я осмелюсь его заверить, но в глубочайшем почтении; он мне весьма учтиво ответил, чтобы я оставил за дверью почтение, и предоставил ему то, о чем он меня просил. Я постарался ответом, исполненным уважения и смирения, не нарушить его доброго мнения обо мне.
Наконец, эта встреча меня бесконечно [427] удовлетворила, и я попытался воспользоваться честью, какой он меня удостоил, чтобы предложить ему то, что Месье Кардинал мне порекомендовал. Я сказал ему о страсти, с какой Его Преосвященство желал бы стать одним из его друзей, а она была такова, что он не упустит ни малейшего случая ее доказать. Он мне ответил, рассмеявшись, что я исполнял мой долг, пытаясь его в этом убедить, и если бы он захотел исполнить свой, он бы мне посоветовал не настолько уж доверяться слову Кардинала, чтобы служить ему заложником; этот Министр явился из страны, где не устраивают себе закона из всего, что обещают; истинная правда, не существует такого общего правила, у какого не было бы своего исключения, но, наконец, быть Итальянцем и Государственным Министром великого Королевства, такого, каким была Франция, и в то же время исполненным искренности, это были две вещи почти несовместимые; он скажет это ему самому в лицо, как он говорил об этом мне, и чем больше Кардинал найдет возражений, тем больше будет доказательств, что он ему сказал правду. Он принялся в то же время зубоскалить вместе со мной над всеми гримасами, что строят друг другу при большинстве Дворов, спрашивая меня, были ли когда-нибудь Франция и Испания лучшими друзьями от всех тех посольств, что они направляли одна другой, а также и от всех тех союзов, что они заключали? Я не мог сказать ему ничего другого, кроме того, что считал его абсолютно правым. Ему еще раз понравилось мое чистосердечие, и когда мы расставались таким образом, он сказал мне, что хотел бы пригласить меня пообедать в кругу семьи, прежде чем я возвращусь во Францию; он не мог лучше отметить свое уважение ко мне, и он всегда поступает так лишь со своими добрыми друзьями; наконец, сбросить с себя вместе с ними свое достоинство означало показать им, что не желаешь застать их врасплох в какой бы то ни было манере.