«Он был отличаем отцом своим князем Ярославом, возлюбившим его более прочих детей и повелевшим положить сына рядом с собою…»
Нет, сделать так, как предлагали тогда многие, – означало восстановить против себя многих братьев. И самое страшное, подняли бы головы князья-изгои, вообще оставшиеся без столов. Эти готовы на все, чтобы всеми правдами и неправдами ухватить себе хоть частицу власти.
И тогда превратилась бы вся Русь в сплошную Нежатину Ниву.
А так – после нескольких лет споров и даже войн, на Руси снова хоть хрупкий, да мир и единство. Самое время собрать ее в единый кулак и…
Слезы на глазах Мономаха мгновенно высохли. Радужный клубок снова распался на горящие свечи. И он увидел стоявшую рядом сестру. Ту самую монашенку, с которой разговаривал Ставр.
– Янка? – обрадованно окликнул ее он и тут же поправился, вспомнив ее монашеский чин:
– Прости, Анна!..
Сестра подошла и степенно поклонилась брату.
Как князю.
Тот, помня, какой она непоседой была в детстве, только подивился и тоже сделал низкий поклон.
Как невесте Христовой.
– Сообщили, что приехать должен? – не зная, как и обнять-то ее теперь, смущенно шепнул Мономах.
– Да нет, сердцем почуяла! – тихо отозвалась Анна.
– Что сразу не подошла? – упрекнул ее князь.
– Не хотела тебе мешать!
– Да чем же ты можешь мне помешать, глупая?
– Как это чем? – не поняла Анна. – С батюшкой поговорить и хотя бы вон, – кивнула она на лицо брата, – вдоволь наплакаться.
Мономах утер с глаз и щек слезы и сказал:
– А я как раз вспоминал тебя сегодня. Ту ночь, когда мы из Переяславля в Киев от половцев мчались. И как ты тогда молилась. Почти всю дорогу в санях на коленях стояла! Бог, наверное, только по твоим молитвам и спас нас тогда!
– Надо же, – покачала головой Анна, – а я и не помню совсем…
– Ну так помолись тогда сегодня так, как тогда! – вдруг с жаром попросил Мономах. – То было самое их начало, а теперь нужно, чтобы наступил их самый конец! Очень прошу…
Понимаешь? Надо!
Теперь уже Анна, помня, что ее брат с детства всегда отличался сдержанностью, удивленно посмотрела на него и сказала:
– Ладно. Помолюсь. Ты только не сомневайся – услышит тебя Святополк!
Мономах быстро взглянул на сестру. Что это – действительно правду люди молвят, что его родная сестра прозорливицей стала или же… Ставка успел разболтать?
– Помолюсь, помолюсь! – повторила Анна. – А ты ступай!
Мономах сделал шаг к сестре...
И Янка, теперь в монашестве Анна, которая могла стать женой самого византийского императора, а выбрала этот строгий монашеский путь, широко перекрестила его и сказала одно только слово: