Беспокойно зашевелился и Торак, поскольку те же две силы встретились и в нем.
Ужасные вспышки мыслей спящего бога атаковали Гариона, и он ясно увидел, какую ужасную ловушку представляли собой предложения дружбы и любви со стороны Торака. Если бы страх перед их поединком вынудил Гариона уступить, целая половина мироздания померкла бы и исчезла. Более того, предложения Торака подразумевали не любовь, а такое мерзкое, подлое порабощение, которое выходило за рамки всего, что только можно было себе представить.
Но он не уступил. Каким-то образом Гарион избежал всеподавляющей силы разума Торака и целиком отдался в руки того Предначертания, которое и привело его сюда. При полном самоотречении он превратился в инструмент этого Предначертания. И он больше не боялся. С мечом в руках Дитя Света ожидал того момента, когда Предначертание позволит ему схватиться в смертельной схватке с богом Тьмы.
Но вот, когда Силк отчаянно пытался упросить и Гариона, и Полгару предпринять хоть что-нибудь, каменные плиты пола приподнялись и из-под земли появился Белгарат.
Гарион, отрешенный и ошеломленный, увидел, что больше нет того старика, которого он знал когда-то, — старый сказочник-воришка исчез, как исчез даже тот ворчун, который руководил поисками Ока. Их место занял образ Белгарата-чародея, Вечного Человека, светящийся в ауре всей своей мощи.
— Где Зидар? — спросила тетя Пол, подымая заплаканное лицо от безжизненного тела Дерника и пристально глядя на отца.
— Я оставил его там, внизу, — угрюмо ответил Белгарат.
— Он мертв?
— Нет.
— Верни его обратно.
— Зачем?
— Чтобы он предстал предо мной. — Глаза ее горели.
Старик покачал головой.
— Нет, Пол, — сказал он. — Ты никогда никого не убивала. Давай, так будет и дальше.
Полгара осторожно положила тело Дерника на пол и встала, ее бледное лицо было искажено скорбью и каким-то безумным желанием.
— Тогда я сама отправлюсь к нему, — заявила она и подняла руки, будто хотела нанести удар по земле у себя под ногами.
— Нет, — сказал Белгарат, вытягивая руку, — ты не пойдешь.
Так они стояли друг против друга, ведя страшную безмолвную борьбу. Во взгляде тети Пол мелькнула досада, чуть ли не злость, на отца. Она опять подняла руку, чтобы обрушить на землю всю силу своей воли, и опять Белгарат вытянул вперед свою.
— Позволь мне, отец.
— Нет.
Она удвоила свои усилия, извиваясь так, будто пыталась освободиться от сдерживавших ее невидимых пут.
— Пусти меня, старик! — крикнула она.
— Нет, не делай этого, Пол. Я не хочу причинять тебе боль.
Она попыталась снова, на этот еще отчаяннее, но опять Белгарат подавил ее волю своей. Лицо его ужесточилось, он стиснул челюсти.