Ночь печали (Шервуд) - страница 234
— Почему ты его не убил? — возмутился Исла. — Это был наш враг.
На следующий вечер майя вернулись на берег, чтобы забрать своих мертвых. В этот раз вождя сопровождали двадцать молодых женщин, связанных веревкой, так что им приходилось идти мелкими шажками, чтобы не задушить друг друга. Вождь кивнул, и женщины, опустив глаза, медленно подошли к испанцам. Солнце уже касалось горизонта, заливая кровавым светом море.
— Мы не приносим жертвоприношений, — сказал Кортес побежденному касику.
— Он вас не понимает, — вмешался Берналь Диас.
Сделав шаг вперед, Альварадо пальцами показал, как взрезает себе горло, вынимает из груди сердце, отрубает голову, всаживает меч в грудь.
Касик понял этот странный язык жестов и отрицательно покачал головой. Он качнул бедрами и приказал одному из юношей выйти вперед и обнажить гениталии, а затем указал на женщин.
— Ах… это рабыни, — шепнул кто-то. — Они дарят нам рабынь, чтобы те нас ублажали.
Среди них была и Кай. Она плакала. Затем она стыдливо подняла взгляд. Нуньесу она сразу же приглянулась.
Кай очень нравилась эта история, и ей даже казалось, что ребенок внутри нее тоже может услышать это и все понять.
Глава 36
К тому времени как Кортес вернулся в Теночтитлан после сражения с войсками Веласкеса на побережье, испанцы и их женщины сидели во дворце Аксаякатля уже две недели. Еда почти закончилась, воды оставалось мало, а боевой дух упал полностью. Камни, обмазанные грязью булыжники и осколки горшков непрерывно сыпались на дворец. Если кто-то осмеливался подняться на крышу, в него немедленно летели десятки стрел. Все опасались, что со дня на день индейцы пойдут в решительную атаку. Что могли противопоставить слабые, умирающие с голоду конкистадоры и несколько тласкальцев тысяче сытых, хорошо обученных воинов? Испанцы играли в карты и кости, проигрывая все, что у них было: кинжалы, обувь, ремни, шлемы и доспехи, дублеты и штаны, дома на Кубе, жен, детей. Отец Ольмедо отдавал свой дневной рацион Кай. Ботелло время от времени принимался играть на гитаре печальные мелодии в минорной тональности, но так и не доиграл ни одной песни до конца. С его лица не сходило потрясенное выражение. Свою дневную норму воды он расходовал на гибискус, росший во дворе, разговаривая с растением, будто это был ребенок или последняя надежда мира. Разлученный со своей торговкой травами из Хочимилько Ципактли, Крокодилицей, Ботелло горевал, словно вдовец. Аду поддерживал силу и боевой дух, бегая по двору здания каждым утром и вечером, поднимаясь по ступенькам и качая мышцы рук с помощью тяжелых камней. Кроме того, он упражнялся в фехтовании с Агильяром, как его учил покойный ныне Куинтаваль. За эти дни отец Ольмедо услышал больше исповедей, чем за время всего путешествия. Тяжесть грехов конкистадоров превышала вес камней в высочайшей пирамиде мира. Испанцы успели вспомнить все ругательства, когда-либо изобретенные их народом, и придумывали новые, не забывая помянуть матерей, псов, козлов, свиней и все отправления организма. Некоторые из солдат начали вырезать свои имена на каменных стенах: «Хуан», «Родриго», «Хосе», «Федерико». Все золото, собранное в экспедиции, но не переданное ни Кортесу, ни императору Испании, конкистадоры сложили в одной комнате. Золота оказалось много, но всем уже было все равно. Золото не могло петь, говорить, утешать. Его нельзя было съесть или выпить, с его помощью нельзя было согреться или охладиться. С ним нельзя было заниматься любовью. В последние два дня некоторые даже начали рассуждать о том, что предпочли бы умереть от собственной руки, чем стать пленниками, которым вырезают сердца. Нуньес выступал против этой идеи, а отец Ольмедо говорил, что это страшный грех. Агильяр заявил, что он не потерпит подобных разговоров. Он сосредоточился на своем Псалтыре и читал те молитвы, к которым прибегал еще во время рабства у майя. Они с Нуньесом часами играли в шахматы фигурками, вырезанными для них Ботелло. Кай знала, что со дня на день родит ребенка, но у нее не хватит молока. Она все время молилась — испанским богам, великому богу Нуньеса и древним богам ее народа: Тепеу, Пакату, Пауатунесу и Кукулькану — так майя называли Кетцалькоатля. Малинцин спасалась сном. Она спала практически круглосуточно, и все равно у нее не было сил.