Ночь печали (Шервуд) - страница 239

— Господин…

— Знаешь ли, Альварадо, когда мы вернемся в Веракрус, я арестую тебя за преступную халатность, и это еще в лучшем случае. Обвинения, которые я выдвину по отношению к тебе, настолько многочисленны, что я не стану перечислять их сейчас. Я лишаю тебя твоей должности.

— Господин…

— Нам нужны все лошади. Они нужны нам здесь, и раз ты столь талантлив в обращении с этими животными, то возьмешь несколько солдат, заберешь наших коней из Койоакана и приведешь их сюда.

— Но…

— Я рад, что ты хочешь сослужить нам службу, поэтому предлагаю тебе ехать прямо сейчас. Не время мешкать. Ботелло, у нас тут больной. Мы принесли его на носилках. Пожалуйста, посмотри, что с ним.

Аду, всегда помогавший Ботелло следить за больными, пошел вслед за предсказателем, но, увидев человека на носилках, отступил в ужасе. Кожа черного раба была покрыта язвами, а губы распухли. Некоторые язвы кровоточили. Глаза больного были открыты, но он казался слепым.

— Не подходи, Аду, — сказал Ботелло, отталкивая друга в сторону. — Я такое уже видел.

Глава 37

Когда Кортес вернулся, солдаты, бездействовавшие несколько недель, начали энергично сновать взад-вперед. Женщины взялись за метелки и принялись убирать, словно бог Кетцалькоатль, очищавший мир. Вода кипела в горшках. Отцу Ольмедо дали мятную настойку, которой он выводил вшей. Кортес, конечно же, находился в самой гуще событий.

— Нуньес, возьми побольше солдат и, воспользовавшись всеми своими инструментами, сделай закрытую повозку. Ты можешь забивать гвозди кирпичами вместо молотков.

— Крытую повозку, сеньор Кортес?

— Да. Крытую досками повозку, в которой можно сидеть. Проделай в ней небольшие отверстия для мушкетов, арбалетов и копий. Представь себе броненосцев или черепах с панцирями, только на колесиках. Каждую повозку будут тянуть две лошади. В повозках мы спрячем женщин. Они должны быть большими, но не шире дороги. Начинай прямо сейчас.

— Но как сделать колеса?

— Возьми бочки или ободы, — в общем, что угодно. Подумай, дружище. От этого зависит жизнь твоей жены, понимаешь? И где донья Марина? Я ее звал.

Вперед вытолкнули Малинцин. У нее кружилась голова, ей хотелось спать. Малинцин отдавала свой рацион воды и пищи Кай и потому сильно ослабела.

— Дайте ей попить, Бога ради. Она же наш голос. Вы что, не понимаете, мы должны заботиться о нашей Малинцин, Малинцин La Lengua?

Малинцин принесли кувшин с водой, но она не могла поднять его самостоятельно.

— Пей медленнее, а то тебя стошнит.

Малинцин удалось сфокусировать взгляд на Кортесе.

— Ну что, любимая, рада меня видеть?