— Эй, ты чего, охренел? — одернул его Михаил. — Совсем спятил? Не время сейчас.
Вот и Кондратьеву было невдомек, что Григорий вовсе не собирался проявлять никаких личных чувств по отношению к девушке, а всего лишь пытался… А что он пытался? Мезенцев так и не понял, к чему же ведут его действия, но, отдышавшись (отчего-то поцелуй больше повлиял на него, чем на Марину), он поцеловал ее снова. А потом еще раз и еще.
Кондратьев недоверчивыми, непонимающими глазами уставился на своего товарища, но одергивать Григория больше не решался. Он прекрасно видел, что никаким искусственным дыханием рот в рот в данном случае и не пахло, но Мезенцев явно не пытался воплотить в жизнь возможные свои извращенные фантазии. Он старался помочь человеку.
Довольно оригинальный способ поставить человека на ноги. Но он неожиданно сработал. Наверное, каждый человек помнит свой первый поцелуй и те ни с чем не сравнимые чувства, которые он пробуждает. Именно пробуждает. Искушенный любовник, сердцеед, скорее всего, ничем бы не смог помочь Марине, но Мезенцев не относился к этой категории мужчин, посему те чувства, те эмоции, а самое главное тот психо-энергетический посыл, не столь мощный, но правильный, с нужными вибрациями и необходимыми для восстановления энергетическими оттенками, достиг своей цели. Аура девушки замедлила свою трансформацию, перестала видоизменяться, а потом и вовсе начала восстанавливаться. Девушка слабо вздохнула, болезненно застонала.
— Твою мать, — покачал головой Кондратьев, — неужели сработало?
Григорий неуверенно пожал плечами. Он до сих пор не понимал теоретических аспектов своего поступка. Но, видимо, это было и не нужно. Вкупе с физическими стимуляторами сработал и психический, и спустя пол часа девушка более-менее пришла в себя.
Михаил немедля развел костер, и все трое скоро имели возможность насладиться приятной во всех аспектах игрой пламенных языков. К слепому пятну решили выдвинуться рано утром, а все опасности как будто бы спрятались, затаились до поры, до времени, дав людям необходимую им передышку.
Девушка не разговаривала, молча уставилась в костер и смотрела, смотрела, не отрывая глаз. Никто из мужчин не пытался ее разговорить. Хватало и того, что Мезенцеву удалось привести ее в чувства. Сухой паек та умяла с превеликим удовольствием, и раз у нее проснулся аппетит, значит, организм пришел-таки в себя.
Наступило время действовать. Кто-то должен был объяснить Марине, что они собираются делать и что от нее требуется, и Григорию, на правах спасителя, пришлось объяснять девушке сложившуюся ситуацию.