– Вы просто чудо, – прошептал он.
– Мне всегда говорили, что я принимаю идиотские решения. Вот вам доказательство. – Она дрожала то ли от холода, то ли от усталости.
– Глупая, но храбрая, – усмехнулся он.
– Да, это про меня. – Изабель была благодарна за эту беседу, за шутки.
– Я, наверное, не смогу толком отблагодарить вас… вы спасли мне жизнь.
– Пока еще не спасла, Торренс.
– Зовите меня Торри, как все друзья.
Он говорил что-то еще – о девушке, которая ждет его в Ипсвиче, наверное, – но Изабель слишком устала, чтобы слушать.
Когда она проснулась, шел дождь.
– Твою ж мать… – бормотал кто-то. – Какая там хрень.
Перед пещерой стоял Эдуардо, широко расставив крепкие ноги, лицо и волосы мокрые от дождя, но он, похоже, этого не замечал. За спиной – непроницаемая тьма.
Летчики развязали рюкзаки. Никому больше не нужно было напоминать, что пора поесть, – все усвоили правила. Когда разрешают остановиться, ты пьешь, ешь, спишь, именно в такой последовательности. Когда тебя разбудили, ты ешь, пьешь и встаешь на ноги, и неважно, что и как у тебя болит.
Вставали они со стонами. И с руганью. Сырая безлунная ночь. Кромешная тьма.
Они преодолели горы: почти на тысячу метров вверх в предыдущую ночь – и примерно пятьсот вниз с другой стороны, но дождь не прекращался.
На выходе из пещеры мокрые ветки хлестнули Изабель по лицу. Она лишь отвела их и двинулась дальше, опираясь на посох. На мокрой глине ноги скользили лучше, чем по льду, вдобавок вдоль тропки теперь бежали ручейки. Парни грязно ругались сквозь зубы, а Изабель упрямо переступала израненными ногами. Эдуардо задал изнурительный темп, оставалось только держаться за ним.
– Смотрите! – услышала она возглас.
Далеко впереди мелькнул огонек, а потом целая паутинка из белых огоньков рассыпалась в темноте.
– Испания, – сказал Эдуардо.
Они зашагали быстрее, посохи бодрее стучали по земле, а дорога постепенно становилась все ровнее.
Сколько прошло времени? Пять часов? Шесть? Изабель постоянно отплевывалась от воды, голод стал звериным. Небо на горизонте посветлело. Пока они спускались по извилистой тропинке, нежно-лавандовая полоска постепенно порозовела, потом стала желтой. Но Изабель не обращала внимания на красоты – ноги горели огнем, ей приходилось стискивать зубы, чтобы не орать от боли.
К исходу третьего дня она утратила чувство времени и направления. Не представляла, где они находятся и как долго еще будет продолжаться эта мука. Мысль обратилась в простейшую молитву, которая пульсировала в сознании в ритме ее шагов. Кон-суль-ство, кон-суль-ство, кон-суль-ство.