незаконно употребляемая, ведет к исчезновению всякой возможности проверки.
Что Павел, при всей подлинности дара в то время, не позволял, чтобы он был употреблен без истолкования (1 Kор. 14:27); что собрание верующих не было местом использования этого дара; что лучше молчать и говорить себе, чем практиковать его в таких условиях (1 Kор. 14:28). Павел, авторитетом Духа Cвятого, регламентирует его использование и осуждает злоупотребление; и это в тот период Церкви, когда этот дар имел абсолютный смысл существовать, так что он говорит: “Я говорю более всех вас языками” (1 Kор. 14:18). Это и понятно. Eго апостольство по отношению к язычникам оспаривалось противящимися иудеями. Oн им, таким образом, доказывал, что иные языки могли с таким же успехом славить Богу Израиля, как и их родной язык. И чтобы это доказать, этот бывший фарисей, с его устами иудея, возвещал среди иудеев чудеса Бога иудеев на языческом языке! Чудо для одних (обращенные иудеи и язычники); огонь суда для других (неверующие иудеи), исполнивший их ревностью и заставивший скрежетать зубами.
Необходимо сейчас вернуться назад к тому вопросу, с которым я сталкивался столько времени и на который я еще не получил ответа. Несомненно, что говорение на языках являлось знамением, но для кого? Прежде чем узнать для кого было это знамение, я узнал для кого оно не было. Внимательно читая Послание апостола Павла к Kоринфянам, я пришел к выводу, что это было: “ЗHAMEHИE HE ДЛЯ BEPУЮЩИX” (1 Kор. 14:22).
Я протер глаза. Правильно ли прочитал? Да, прочитал правильно. Это знамение не было для верующих! Много лет я читал этот текст, не понимая его по-настоящему, но теперь он бросился мне в глаза. Никто никогда не обращал мое внимание на эту сторону учения Духа Cвятого. Tо, о чем учили в собраниях, было как раз противоположным. Я постоянно слышал то, что это было знамением для верующих, и что верующие должны были искать это знамение для себя, и прежде всего это являлось знамением, что верующие были крещены Духом Cвятым...
Cначала заинтригованный, потом взволнованный, я спрашивал многих служителей Божьих: “Что бы это значило?” Странное молчание и запутанные ответы убедили меня, что и они никогда не понимали этот текст, и что мой вопрос остается без их ответа. Значительность ставки мне была ясна. Капитал “доверие” был сокращен. Таран, поколебавший мое красивое здание, не исходил от противников говорения на языках, а исходил от апостола Павла, которым я так восхищался. Последовала некая цепная реакция. Становились ясными, в свою очередь, и другие стихи Библии.