Собрание сочинений в четырех томах. Том 1 (По) - страница 13

Сходит ниже — ниже — ниже —
Сердце ей сейчас пронижет
Треугольный горный пик,
И вот — ее огромный лик
Пролил прозрачное сиянье
На дремлющее мирозданье,
На все, что только видит взор —
На море и на склоны гор,
На быстрых духов рой обманный,
На мир вещей, дремотно-странный, —
И спрятал их, как под шатром,
В том океане световом.
Глубок, глубок отныне он —
Земных предметов страстный сон!
Но утро гонит сонмы снов,
И лунный призрачный покров
Взлетает ввысь — быстрей — быстрей —
Так может взмыть в обитель гроз
Любая из земных вещей,
Быть может, желтый альбатрос.
Теперь им больше не нужна
Для облачения луна,
Не нужен им, вещам земным,
Шатер, прозрачный словно дым
(Что слишком пышно, я считаю), —
Но искры лунные дождем
Струятся в воздухе дневном
И мотыльки Земли, взлетая
В просторы неба, а потом,
Тоскуя о земных лугах
(Кто угадает их желанья!), —
Приносят лунное сиянье
На чуть мерцающих крылах.

ВОЛШЕБНАЯ СТРАНА[23]

Над берегами седыми
Деревья в белесом дыме,
Внизу — невидимый плес
В тускнеющих пятнах слез.
То там, то здесь вырастают
И тают — тают — тают
Круги блуждающих лун:
Плывут над россыпью звездной
Подобьем белых лакун,
Но поздно — поздно — поздно —
Двенадцать на лунных часах,
И месяц, чей блеск неверный
Измерен на лунных весах
(Уж верно, не самый скверный!),
На горный спустился пик,
И конус вершины мрачной
В сердце его проник,
Клубок размотав прозрачный:
Струистый наброшен плащ
На сумрак морей и чащ,
На крыши домов, на долы,
Где сон разлился тяжелый,
Где духи крылатые спят:
Они с головы до пят
Облиты сиянием чистым,
Как будто в крипте лучистом
Уснули — навек — навек —
О сладости смеженных век!
Но лунное покрывало
Уносится ввысь к утру,
По воле случайного шквала,
Похожее на ветру
На нечто, летящее косо, —
На желтого альбатроса.
Назавтра другая луна
В дело пойти должна
(Что экономно едва ли),
О солнечном покрывале
Уже мечтает Земля,
А прежнее — лунное — тает,
Лишь бабочки, что летают
В заоблачные поля
Под градом крупиц блестящих,
Приносят нам образцы
Заветной лунной пыльцы
На крылышках шелестящих.

СТАНСЫ К ЕЛЕНЕ[24]

Трирема легкая, по брызжущим волнам
когда-то несшая, в лазури чистой моря,
пловца усталого к родимым берегам:
вот красота твоя, не знающая горя.
И я ведь был пловцом. И ты, моя Наяда,
меня спасти от бурь мне послана судьбой.
И золото кудрей, и мрамор твой живой
мне сделали родным забытый мир Эллады.
И Рим, великий Рим — мне сделался родной.
О, ты зовешь меня! Я вижу яркий свет:
зажжен светильник твой; в твоих очах привет.
Статуя дивная, мои мечты лилея, ты там
стоишь в окне… О радость! о Психея
страны, которой нет!

К ЕЛЕНЕ[25]

Мне красота твоя, Елена, —