— Эта дрянь притворяется, — сказал Мигель.
— Знаю, — откликнулся Баудельо. — Она пришла в сознание и думает, она самая хитрая. Она слышала все, о чем мы говорили.
Мигель сильно пнул Джессику в ребра.
— Вставай, сука! Надо идти в другое место. Джессика скорчилась от боли и, поскольку продолжать притворяться уже не имело смысла, подняла голову и открыла глаза. Она узнала обоих мужчин, смотревших на нее сверху вниз: один с раной на щеке, другого она успела заметить в пикапе. Во рту у нее пересохло, голос сел, но ей все же удалось выговорить:
— Вы пожалеете об этом. Вас поймают. И накажут.
— Молчать! — Мигель еще раз пнул ее, уже в живот. — Запомни: открывать рот, только когда тебя спрашивают.
Она услышала, как рядом зашевелился Никки, потом спросил:
— Что случилось? Где мы? — В голосе его звучала та же паника, какую испытала она сама. Ему тихо ответил Энгус:
— Сдается мне, старина, нас похитили какие-то изрядные мерзавцы. Но не падай духом! Крепись! Твой папа отыщет нас.
Джессику еще не отпустила боль от удара сапогом, она почувствовала ладошку на своей руке, и Никки нежно спросил:
— Мамочка, как ты?
От его участия она едва не расплакалась. Повернув голову, она постаралась ободряюще кивнуть, и тут у нее на глазах грубо пнули и Никки. Она с ужасом подумала, как все это может на него подействовать.
— Ты тоже не смей рта открывать, придурок! Запомни это! — рявкнул Мигель.
— Обязательно запомнит, — проговорил Энгус; в голосе его, сухом и надтреснутом, звучало презрение. — Кто же забудет такого храбреца, который может пнуть беззащитную женщину и обидеть ребенка? — Старик попытался встать.
Джессика прошептала:
— Энгус, не надо. — Она понимала, что в их положении ничто не поможет, а грубость только обозлит мучителей.
Энгус, с трудом сохраняя равновесие, поднялся на ноги. Тем временем Мигель, оглядев хижину, схватил толстую ветку, валявшуюся на полу, и, подскочив к Энгусу, принялся осыпать его ударами по голове и по плечам. Старик повалился на спину; один глаз, по которому пришелся удар, закрылся, и Энгус застонал от боли.
— Это всем вам урок! — гаркнул Мигель. — Попридержите языки. — Он повернулся к Баудельо. — Готовь их к переходу.
Сокорро принесла воду в оплетенном кувшине и длинную грубую веревку.
— Прежде им надо дать воды, — сказал Баудельо. И добавил с оттенком раздражения:
— Если хочешь, чтобы они остались живы.
— Сначала свяжите им руки, — приказал Мигель. — Хватит с меня неприятностей.
Он с мрачным видом вышел из хижины. Солнце уже всходило, и влажный зной становился невыносимым.