— Если дадите мне лист бумаги, — сказал Дон Кеттеринг, указывая на две небольшие стопки банкнот, лежавших на столе, — я напишу расписку в получении этих денег.
Годой выдвинул ящик письменного стола, в котором он хранил всякую всячину, и извлек оттуда пачку линованной бумаги. Уже задвигая ящик, он заметил листок со своими каракулями, вырванный из записной книжки. Он сунул его сюда больше недели назад и совершенно о нем забыл.
— Постойте-ка, тут есть еще кое-что. Когда Новак во второй раз явился…
— Что это? — резко спросил Партридж.
— Я же говорил вам: у него был катафалк марки “кадиллак”, за рулем сидел другой парень. Они увезли в нем гроб.
— Да, говорили.
Годой протянул листок, вырванный из записной книжки.
— Вот номер катафалка. Я записал его, положил сюда и забыл.
— Почему вы это сделали? — поинтересовался Кеттеринг.
— Может, интуиция. — Годой пожал плечами. — Разве это имеет значение?
— Нет, — сказал Партридж, — не имеет. Но все равно спасибо. Мы это проверим.
Он сложил листок и спрятал его в карман, хотя на результат не надеялся. Он вспомнил, что номер пикапа, взорвавшегося в Уайт-Плейнзе, был фальшивым и никуда их не привел. И все же любой клубок надо распутывать до конца, ничего нельзя принимать как должное.
Мысли Партриджа переключились на то, как это давать по телевидению. Он понимал, что скоро — не позже чем через несколько дней — какую-то, а может быть, и большую часть новой информации, в частности роль Улисеса Родригеса во всей этой истории, придется пускать в эфир. На Си-би-эй удерживать в тайне информацию можно лишь до поры до времени; пока что им сопутствовала удача, но ветер мог подуть в другую сторону в любой момент. Кроме того, они все-таки являлись службой новостей. Партридж ощутил приятное волнение при мысли о том, что наконец-то в эфир пойдет свежий материал; он решил, что именно сейчас надо подумать о том, как его лучше подать.
— Мистер Годой, — сказал Партридж, — несмотря на небольшое недоразумение в начале нашей встречи, вы все же очень нам помогли. Как бы вы восприняли наше предложение повторить все, что вы нам рассказали, перед видеокамерой?
То, что его покажут по телевидению, да еще в такой престижной программе, приятно щекотало нервы. Однако Годой быстро прикинул, что “популярность” чревата чрезмерным интересом к его персоне — может, например, всплыть вопрос о налогах, который его так беспокоил. Он отрицательно помотал головой:
— Нет, спасибо.
Как будто читая его мысли, Партридж продолжал настаивать:
— Нам незачем называть ваше имя или показывать лицо. Мы можем сделать так называемое силуэт-интервью, дав свет сзади, так что зрители увидят лишь ваши очертания. Мы можем даже изменить ваш голос.