К следующему утру Партридж уже знал ответы на все вопросы о ситуации в Нуэва-Эсперансе, жизнь там замирает — разве что время от времени слышатся звуки гитары, чьи-то громкие голоса и пьяный смех. Продолжается это часа три с половиной после наступления темноты. В 1.30 ночи весь поселок погружается во тьму и тишину.
Теперь требовалось еще выяснить — если считать, что Партридж правильно определил, где содержат узников, — как часто сменяется охрана и когда. К утру ясной картины на этот счет не было. Если охрана и сменялась ночью, они этого не заметили.
Наблюдение продолжалось весь день.
Дозорные и наблюдатели сменяли друг друга, а те, кто не дежурил, могли даже днем полежать в гамаке. И все ими пользовались, зная, что позже может понадобиться весь запас сил.
Ближе к вечеру Гарри Партридж, лежа в гамаке, думал о том, в какую ситуацию они попали, — да неужели все это происходит в действительности? И следует ли их маленькой группе пытаться освободить заложников? Через какие-то несколько часов им, по всей вероятности, придется убивать или быть убитыми. Не безумие ли все это?
Он же все-таки профессиональный журналист! Телекорреспондент, наблюдающий за развитием событий, ходом войн и конфликтов, а не участник их. И однако вот он сам решил вдруг стать авантюристом, наемным убийцей, солдатом. Разумно ли это?
Может быть, да, а может быть, и нет, но в любом случае возникает другой вопрос: если он, Гарри Партридж, не сделает того, что необходимо, кто это сделает за него?
И еще: журналист, освещающий войны, в особенности тележурналист, не может отгородить себя от проявлений жестокости, вида увечий, страшных ран, внезапной смерти. Он или она живут с опасностью, разделяют ее, иногда страдают от нее, а потом из вечера в вечер показывают все это в чистеньких прибранных гостиных городской Америки, где все эти ужасы — лишь картинки на экране и потому неопасны тем, кто их смотрит.
Все эти “картинки” все больше и больше говорят о грозящей опасности, которая приближается к нам во времени и пространстве, и скоро это станет не картинками на экране, а жестокой реальностью в американских городах и на американских улицах, где уже бродит преступление. Жестокость и террор, царящие на дискриминированной, раздираемой противоречиями и войнами половине земного шара, подступают все ближе и ближе к американской земле. Это процесс неизбежный, его давно предсказывали ученые всего мира.
Доктрины Монро, считавшейся некогда защитной броней Америки, больше не существует — нынче лишь немногие вспоминают о ней. Похищение семьи Слоуна в Соединенных Штатах иностранными агентами показало, что международный терроризм уже проник и в эту страну. А то ли еще будет — бомбы, подкладываемые террористами, захват заложников, стрельба на улицах. Как ни трагично, этого не избежать. Не менее трагично и то, что многие люди, никак в этом не участвующие, вскоре будут вовлечены во все это — хотят они того или нет.