Последняя реликвия (Борнхёэ) - страница 16

В этот день в лагере у торговцев пивом, вином и разной снедью дела шли блестяще. Вокруг них теснились толпы мызных людей. Хвалились подвигами, пели, ругались, схватывались драться на кулаках, пускали друг другу кровь, мирились, братались. Пьянствовали. Тут и там жгли костры. В фургонах развлекались с эстонскими девками. Визжали девки, качались и скрипели фургоны.

Гавриил сам был воином и привык к войне, знал всю ее подноготную, но вид этой шайки пьяных разбойников, кутивших за счет бедствующего народа, наполнил его сердце отвращением и гневом. Он уже было собрался повернуть обратно и пойти своей дорогой, как вдруг почувствовал, что чья-то тяжелая рука легла ему на плечо. Быстро обернувшись, Гавриил увидел перед собой кряжистого бородатого воина. Этот человек протягивал ему полную кружку пива.

— Я узнал тебя, приятель! — сказал бородач. — Вот, выпей! Ты славный малый и радуешь мое сердце. Тебя, кажется, зовут Габриэль?

— Откуда ты меня знаешь? — удивился Гавриил. — Я, вроде, встречаю тебя впервые.

— Видел я сегодня, как ты в лесу заставил плясать четверых юнкеров! Поделом им!

— Так это он и есть? — послышалось со всех сторон. — Тот самый герой?..

Вокруг Гавриила и бородача стали собираться люди. Все с интересом разглядывали Гавриила. Они, будучи во хмелю и люди без затей, и пощупали бы его, кабы не опасались его крепких кулаков.

— Ну да, он самый и есть! — подтвердил бородач, все еще протягивая кружку. — Очень жаль, что я своими глазами не видел, как он стащил олуха Рисбитера с коня. Такое зрелище стоит, по меньшей мере, бочонка пива.

— Поделом Рисбитеру! — раздались голоса кругом.

И со всех сторон к Гавриилу потянулись кружки с пивом. Для мызных людей угостить кого-то пивом — высший знак уважения.

Гавриил не смог отказать, взял одну из предложенных кружек и осушил ее. И теперь он уже не мог отделаться от этих вояк. Они посадили его в своем тесном кругу, чтобы все могли посмотреть, «что он за человек».

— Да, парень! С этого дня мы с тобой друзья, хоть ты и простой крестьянин с палкой, — заверял другой воин, сжимая, как клещами, руку Гавриила и удивляясь, что рука эта не менее крепка, что она тоже будто выкована из железа. — И если случится с тобой какая беда, приходи к нам — мы поможем.

На это предложение Гавриил ответил скромным кивком.

Воин продолжал:

— Да будет тебе известно, крестьянин Габриэль, что мы тут все терпеть не можем рыжего юнкера. Этот глупый мальчишка слишком много о себе мнит. Заносчив очень, хотя ничего особенного из себя не представляет. Как будто таких, как он, раньше не бывало! Как будто мы не знаем цену бахвалам… Видишь вон там оборванца… пьянчужку? Вон, под фурой… — он указал на человека весьма жалкого вида, лежавшего ничком на земле и мутными глазами смотревшего на Гавриила. — Это потомок графа, и сам носит графский титул. И когда-то бросал надменные взгляды на таких, как мы, и такие, как мы, ему служили, а он поплевывал на нас семечной шелухой. А сейчас взгляни на него! Вот как с иными обходится жизнь… И таких у нас много.