Последняя реликвия (Борнхёэ) - страница 23

На первую страницу

Подняв меч, Рисбитер вложил его в ножны.

— Ты осмелился поднять руку на рыцаря, простолюдин. Ты еще об этом пожалеешь, — бросил он, круто повернулся и поспешил удалиться.

Угроза юнкера вызвала у воинов только смех.

Гавриил, не особенно к тому стремясь, обрел в этот день немало друзей. И рыцари, и кнехты, а с ними и слуги, торговцы, даже служанки и блудницы приходили посмотреть на удальца, который проучил ненавистного Рисбитера, наказал его при всех. Об уходе из лагеря Гавриил мог и не помышлять — не отпустили бы. Да, по правде говоря, он и сам не слишком-то уже спешил. Тайный голос в его сердце повелевал ему остаться.

III. Сомнения невесты

 субботу начались приготовления к свадебным торжествам. Старик Мённикхузен всегда и во всем стремился следовать обычаям старины. Свадьбу дочери он хотел отпраздновать точь-в-точь так, как это делалось еще до войны, в золотые дни Ливонского орденского государства, с той лишь разницей, что свадьбу приходилось справлять не в городе, как это в большинстве случаев бывало прежде, а на мызе.

На пиршество были приглашены все харьюмааские помещики с семьями и рыцарями. Разве только ландмейстеру[6] и рижскому архиепископу не послали приглашений. Все, однако, не смогли явиться — иные сложили головы в сражениях, другие были захвачены в плен и вывезены в Московию (и навсегда потерялся их след), третьи бежали от войны в города, в Ригу и Таллин, где затворились в крепких каменных стенах, четвертые, совсем разоренные, отправились скитаться по белому свету. Но некоторые все же прибыли со своими женами, дочерьми и слугами, с отрядами охраны и с возками подарков. В первую же очередь свадебными гостями являлись все мызные воины, происходившие из рыцарских родов и опман[7].

О, какое оживление царило в этот день в лагере Куйметса! Собралось под одной крышей благородное местное общество. Прославленные седовласые рыцари и никому еще не известные юнкеры были одеты в великолепное праздничное платье, на груди у них сверкали золотые цепи, на шляпах красовались плюмажи; блестели жемчуга на пряжках и фибулах. Сбруи коней, украшенные серебром, ослепительно блестели в лучах яркого солнца. Восхищения были достойны изящные повозки. Жены и дочери местных баронов были так разубраны в золото и драгоценные камни, что под их тяжестью едва держались на ногах. Ливонское рыцарство на этом празднике показало, что от его былых огромных богатств еще кое-что уцелело.

После полудня, когда на мызе полным ходом шли приготовления к вечернему пиршеству, из лагеря выехали на роскошно убранных конях все мужчины, принадлежавшие к рыцарскому сословию. Они собрались на просторной поляне вокруг некоего старого помещика в шитом золотом кафтане. Этот человек исполнял сегодня обязанности устроителя торжества. И он обратился к гостям с речью, из которой мы приведем здесь только незначительную часть:

Следующая страница