Амагу и ее сарм я нашел за воротами, к счастью, пока живыми. Однако убивать их собирались. Девочки, сгрудившись вокруг «звездочки», держали оружие наготове. Напротив, закрывшись щитами и ощетинившись пилумами, застыл строй местных воинов. Прозвучит команда, и пилумы полетят в моих сарм…
— Прекратить! — заорал я, направляя коня в просвет между противниками. — Что тут, на хрен, происходит?
— Ты кто такой? — выкрикнули из-за щитов.
— Игорь Овсянников, сенатор Ромы! — рявкнул я. — Не видишь? — Я ткнул пальцем в багряную полосу на своей тунике.
Еще на пути к Малакке Валерия озаботилась моим внешним видом. Девчонки нашили на обычную тунику полосу ткани, выкроенную из плаща претория. Валерия обещала раздобыть в Малакке красные сапоги и тогу и тем самым завершить облачение. Ходить, завернутым в одеяло, мне не улыбалось, только куда деваться? В Роме, как и у нас, встречают по одежке. Вот и сейчас правило сработало. Щиты раздвинулись, и ко мне вышла женщина с лисьим лицом.
— Я Цецилия, квестор Малакки, — представилась, поклонившись. — Нашим воинам нечего есть. А эта наглая сарма, — она ткнула в Амагу, — не дает нам овец! Более того, угрожает оружием! Да кто она такая?!
— Она, — сказал я, сдерживая гнев, — ауксилий претория, как и ее воины. Сегодня мы сняли осаду с Малакки. Если б не Амага, вы бы тут сдохли. В награду ей пообещали стада. Это ее добыча! Почему она должна ее отдавать? Если твои воины хотят есть, купи им мяса.
— Казна города пуста! — возразила Цецилия.
Я присмотрелся. Бедной городской квестор не выглядела. Туника из тонкого сукна, новенькие сапоги. Да и рожа сытая.
— А это что? — я ткнул пальцем в кошель на ее поясе.
— Это… — квестор смутилась, и я понял, что попал в точку. — Мои личные деньги.
— Так купи на них! После возместишь из казны. Или в Малакке так не принято?
Цецилия оглянулась на своих воинов. На их лицах читалось: с сенатором они согласны. Я присмотрелся к городскому войску. В отличие от квестора, оно выглядело жалко. Поношенные, неоднократно заштопанные туники, разбитые сандалии, из дыр в которых торчали грязные пальцы. Похоже, что раздербанивание казны в Малакке вошло в зенит. Не удивлюсь, если, получив бесплатных овец, Цецилия проведет их по отчетам как купленных за золото, поскольку война, как известно, кому-то мать родна.
— Как скажешь, сенатор! — вздохнула квестор и обратилась к Амаге: — Сколько хочешь за овец?
— По серебряной монете за каждую, — приосанилась «звездочка».
— Что? — Цецилия задохнулась. — В Малакке овца стоит сестерций[28]! Я могу заплатить только его.