— Шановный земан Жбан. И земли эти и замок уже с осени под Имрё—Плешивым. Взяты им от монголов за влчиченишевы недоимки. По правде сказать, никто точно не знает, покрыл Плешивец их серебром или через свою родню расстарался, однако выпихнул молодого Влчичениша с дворскими под зад коленом.
Тут незнакомец махнул рукой и от тёмных стволов заснеженных деревьев отделились несколько фигур, также направляясь к кострам.
— Меня называют Чтвртак, ещё кличут Полуксендзом, по мере скромных моих сил окормляю я сих заблудших овец стада Христова. Ну, и оказываю посильную помощь в делах их земных… А что вам, люди добрые, занадобилось в замке–то? Наш дозорный говорит, что приняли вас там зело неласково…
— Да кто же знал, что Юрася Влчениша там не окажется… Да кстати, ты говоришь, что Юрася имрёвы люди выгнали. А куда же девался старый пан Влчениш, мой кум? Или отправился вновь в поход, наплевав на годы и раны? На него похоже: нрав–то ух, горячий! А война всяко и добычу сулить, и рыцарскую душу тешит.
— Так помер старый пан Франта ещё по весне — аккурат через дюжину дней после Светлого Воскресенья. Сошёл во гроб вместе с пани Матильдою: одночасно души Господу преставили. Угорели в горнице вместе с постельничьей бабой. Так их и поховали рядышком…
Пан Юрась в ту пору брата в Пражском Градце навещал: сам–то пан Коста… Прости, Господи, — брат Кирилл! — как постриг принял, так из обители ни ногой! А как вернулся пан Юрась, да проведал об утрате своей — так с туги запил. Два месяца, не переставая, вино да брагу глотал, дворня думала — навовсе ума решится.
— Погоди, отец Чтвртак, погоди! А куда же молодой Влчениш после подевался? Где сей день обретается?
Предводитель лесных обитателей пытливо глянул в лицо земану:
— А ты почто спрашиваешь? Какая тебе в том нужда?
Старый земан от такого нахальства со стороны какого–то разбойника даже опешил:
— То есть как 'почто'? Юрась моего кума сын, хоть и непутёвый. Значит, мне прямой свойственник. Считай — родня, Франтишеку вон, моему, поручник. А коль в роду своём он последний остался — брат–то для мира умер — то до женитьбы и рождения наследника Влченишей мой прямой долг Юрася под свой род взять. Нешто можно родича в беде одного оставить? Чай, славяне мы, не немчура какая! Ну–ка, человече, расскажи яснее, что тебе о нём ведомо?
Тут вмешался один из подошедших лесовиков:
— Погоди, вюдце! Ну ладно, пан земан говорит, что свояк Влченишам. Коль так — ему то ведать надлежит. А людям его почто знать лишнее? Але ж узнают — не разнесут ли вести языками–то? Нех роту дадут, что ни зла пану Яну и люду нашему не содеют, ни проболтаются о нём где–нито. А без крепкой роты веры им нет!