Спустя минут сорок покончили с обедом. А куда спешить? Ритм жизни в Средневековье несравним с привычным мне: ни тебе машин, ни тебе скоростного интернета, ни поездов–самолётов… Да что там: и часов нормальных за всё то время, пока я тут обретаюсь, встречать не довелось ни разу! Песочные в наличии — только не из стекла, а в виде кожаной воронки, установленной над чашей, куда сыплется песок — водяные клепсидры тоже имеют место быть, солнечные на городских площадях также изредка попадаются. А вот механические отсутствуют как класс.
Исподволь наблюдая за происходящим в зале, я заметил, как Жбан что–то негромко сказал подростку–прислужнику, сунув ему монетку. Парнишка живой ногой метнулся к столику с оттягивающимися воинами и, почтительно склонившись к уху украшенного серебряной цепурой во всю грудь предводителя, что–то ему зашептал. Ну что ж, пан земан, похоже, решил взяться за дело собирания кадров для будущего отряда копейщиков не теряя даром времени. Ну, а мне предстоит заняться исполнением поручения уже поутру. Всё равно сейчас на пражских улицах не встретишь никого, кроме ночных патрулей да ворья. Разве что какой–нибудь священник торопится, сбивая носки обуви о камни, чтобы соборовать умирающего, да повивальная бабка спешит к роженице. А мы — люди простые. А простым людям с дороги и вздремнуть не грех минуточек пятьсот–шестьсот: пусть вояки сами промеж собой договариваются.
Вот не люблю я просыпаться на новом месте! Непривычно и неуютно в этом странноприимном доме зимним утром. Хоть и широки лавки вдоль стен помещения, где ночевали мы все, кроме земана с сыном и посланного спать на конюшню — ну, и стеречь наше движимое имущество от 'угона', разумеется, — Ивана, но кожух, который я использовал вместо одеяла, сполз на пол. Сквозняки же здешние могли разбудить кого угодно. Ну, или заморозить нафиг до состояния тушки мамонта из вечной мерзлоты. На мамонта я не подписывался потому пришлось вставать, в полумраке — ставни–то закрыты — отыскивать 'заветную кадушку', там же умываться из фляги, с грустью вспоминая об оставшемся в далёком будущем совмещённом санузле, выложенном белой шахтинской плиткой. Приведя себя в пристойный вид и прихватив с собой заплечный мешок со всякой полезностью, я спустился в обеденный зал. Морозный воздух свежей струёй вливался в распахнутую дверь, донося чуть приглушённый шум улицы. Один из давешних подростков сгребал в корчагу остатки пищи со столов, сметая туда же крошки веничком из гусиных перьев. Больше в помещении никого не было.
— Что, хлопец, свиньям собираешь?