— У меня не было поэзии сегодня.
Его слова сжимают сердце: наш обычный юмористический обмен приветствиями не удался.
— А, ну ладно.
Эван проводит ладонью по лицу.
— Несс, я не знаю, что еще сказать.
Это ранит мое колотящееся сердце.
— Сказать мне?
— Я не могу открываться тебе еще больше. Не теперь, когда… — Он вздыхает. — Не теперь, когда ты уезжаешь.
После всех этих недель он наконец-то говорит прямо. Так, словно уже принял решение. Убрав руку с моего колена, он кладет обе руки на свои собственные и растирает бедра.
— Почему ты не говорил со мной об этом до этого момента? Раз мой отъезд так напрягает тебя?
— А что бы я сказал? Я держал все в себе, а потом сказал, что не хочу, чтобы ты уезжала. Знаю, это было эгоистично. А затем ты обвинила меня в том, что мои чувства к тебе недостаточно сильны.
Я смотрю на него, а он глядит в землю, не на меня.
— Я такого не говорила. Я всего лишь хотела узнать, почему ты никогда не признавался…
— Одна из причин, из-за которой я молчал, — это чрезмерная забота о тебе. Я не хотел испортить все, что было.
— Прячась от будущего?
— Нет, живя в настоящем. — Эван наклоняется вперед, всматриваясь в землю. — Может, я отстранялся сильнее, чем следовало бы, но и ты тоже. А впрочем, какой смысл?
— Какой смысл в чем?
Эван поворачивает ко мне голову, его щеки порозовели, и напряжение во взгляде сообщает мне больше, чем слова.
— Какой смысл любить тебя?
Мое волнение оборачивается тошнотой, а вовсе не облегчением. Я спросила его об этом, а он говорит со мной в такой негативной манере.
— Теперь понятно почему. У тебя все на лице написано. — Он снова отворачивается.
Я тянусь к нему, отодвигаю волосы и вижу часть его лица, но он не встречается со мной глазами.
— Эван, ты мне очень дорог.
Его дыхание настолько глубокое, что я могу слышать, как циркулирует воздух в его груди, он закрывает голову руками.
— Я знаю. И ты мне тоже очень дорога, и это меня пугает. Не хочу, чтобы ты сделала мне больно.
Это неправильно. Нам стоит высказать то, что мы скрывали друг от друга, затем посмотреть друг другу в глаза и увидеть в них правду. И если в его глазах все время пряталась правда, то я увижу в них больше, чем три глупых слова.
— Эван… — Я хочу, чтобы он посмотрел на меня, хочу снова это увидеть.
Эван откидывается назад, сильно прижимаясь спиной к спинке скамейки и глядя в летнее английское небо. Мое сердце колотится, содрогаясь от того, что он скажет следом. Разрушительное осознание ранит меня. Я не хочу терять его.
Он ерзает на сидении, медленно разворачивая к себе мое лицо.
— Несс, я люблю тебя, и мне не следует говорить тебе этого. Но это так. И я не хочу, чтобы ты уезжала, потому что не представляю, как можно не видеть тебя так долго. Я боюсь, что ты можешь не вернуться или забыть меня.