— Кстати, а что ты той девахе-то сделал? — Кирилл, наконец, задал мучивший его вопрос. Вчерашним суматошным вечером почему-то было не до этого, там хотелось просто убежать как можно дальше и спрятаться.
— Да ничего, в том-то и дело! — всплеснул руками Сеня. — Так, шел мимо, к бару, а она возьми да врежься в меня. Как будто с разбегу. И падать начала, а я ее подхватил, поддержал. Как только встала, так сразу и дала мне пощечину и начала наезжать, что я, мол, где-то не там ее пощупал. А я, Киря, как на духу говорю — не щупал я ее! Красивая девка, но все получилось спонтанно, мне не до приставаний было…
— Дальше я, кажись, видел, да? Подружка убежала за парнем «чуть не изнасилованной», а вторая осталась стоять.
— Все так, — кивнул Сеня. — И баба эта мне еще угрожать сходу начала — щас, мол, тебя на лоскуты порвут. А я ей все пытался втолковать, что не нужна мне ни она сама, ни прелести ее. Уж лучше бы и вправду потрогал, что ли.
— Странно как-то, — протянул Кирилл. — Похоже на подставу какую-то.
— Вполне, — согласился Сеня. — Может, просто хотели покуражиться, морду кому-то разбить. Этот амбал кажись стоял и выжидал, что его девочку кто-то попробует потанцевать. А потом как завертелось…
Неужели не проще выйти на улицу и пристать к какому-нибудь случайному прохожему? И проще, и свидетелей меньше. Нет, не понимал Кирилл это забавы, но все равно ненавидел и ее, и тех, кто ей предается. С трудом и легкими муками совести он признавался себе, что ничуть не жалеет избитого, и что не будет жалеть его, даже если тот помрет.
От скуки Кирилл принялся рисовать на одной из салфеток, стоявших в специальной подставке на столе — без смартфона или компьютера было невероятно тяжко, телу и разуму чего-то ощутимо не хватало, требовалось. Сеня снова заснул, а Кирилл, полностью развернув перед собой тонкую, легко рвущуюся бумагу пытался изобразить какой-то горный пейзаж. В школе он рисовал недурно, но потом забросил, так что сейчас его художества было не отличить от произведения пятиклассника. Учительница рисования любовалась его шедеврами, но удивлялась, почему он постоянно рисует горы. А Кирилл и сам не знал, почему.
Тем временем дождь сменился солнечным и прозрачным ноябрьским вечером, обманчиво теплым по эту сторону стекла, но на самом деле зябким и студеным. Поезд ворвался вглубь европейской части одной из самых больших стран мира, и все вокруг начало постепенно меняться.
Вроде бы и природа знакомая, и почти такая же, а все равно здесь царило что-то свое, другое. А еще вокруг было значительно больше простора, и здесь уже Кирилл вспоминал рассказы старших поколений — мол, в России есть такие места, где от горизонта до горизонта видно только поля. На крайний случай, поля с крохотными островками деревьев, не только не портившими картину, но и добавляющими ей своеобразия.