— Передумала, — предполагаю я, глядя на закрывающиеся двери лифта.
— Похоже на то, — соглашается Деннис.
— Ну и слава Богу, — говорю я.
— М-м-м, — произносит Деннис.
— Как думаешь, за беконом идти не пора? Мой желудок того и гляди начнет поедать сам себя.
— Гм. — Деннис смотрит на часы. — Подождем еще пару минут.
Опять чешу ноги. Чем скорее я окажусь дома, тем быстрее скину с себя эти брюки. Интересно, как самочувствие парня, что поскользнулся на собственной моче. Наверное, кому-то из нас следует позвонить в больницу и справиться о его состоянии.
— Как-по-твоему, оклемался тот тип из туалета? — спрашиваю я у Денниса.
— Что? А, да, не сомневаюсь, — отвечает он. — В противном случае с нами бы связались.
— Да, — киваю я. — Правильно. Как успехи с туфлями, Патрик?
— Осталась всего одна. — Патрик машет в мою сторону блестящей туфлей. — Я почти закончил.
— Перед тем как понесешь их наверх, покажи мне, — говорит Деннис.
— Намекаете на то, что я не знаю, как чистить туфли? — с нотками обиды в голосе спрашивает Патрик.
— Нет, — говорит Деннис. — Просто мы должны соответствовать неким требованиям, вот и все.
— Ну ладно. — Патрик смеется.
Их разговор прерывается подобием песни, льющейся со стороны лестницы: «Да-да-да-да-да-да, Нью-Йорк! Нью-Йорк!» Мы поворачиваем головы и видим вышагивающую по ступеням, точно танцовщица, сумасшедшую женщину. На ней махровый халат, но он не запахнут, а под ним совершенно ничего. «Да-да-да-да-да-да», — поет она. «Да-да-да-да-да-да». Сгибает ножку в колене. «Да-да-да-да-да, Нью-Йорк! Нью-Йорк!» Мы с Деннисом так ошеломлены, что застыли на месте. Патрик продолжает чистить туфлю, но его взгляд прикован к женщине, а рот раскрыт. Она же как будто никого не видит и не замечает, куда идет. Смотрит перед собой, голова высоко поднята, в глазах демонический свет. Создается впечатление, что она затерялась в мире шоу-бизнеса. Лицо белое как простыня, под глазами ярко-красные мешки, сильно осветленные волосы стоят дыбом. Картина, быть может, показалась бы смешной, если бы не была столь ужасной.
Женщина продолжает спускаться по ступеням, не прекращает петь «Нью-Йорк, Нью-Йорк» и театрально сгибать ноги. Я оказываюсь в поле ее зрения и словно становлюсь ее зрителем — единственным. Женщина покачивает голыми бедрами и стягивает с руки воображаемую перчатку, точно стриптизерша в ночном клубе. Поднимает ее над головой, бросает в меня. И, поскольку я не спешу поднять вещицу, как будто огорчается. «Нью-Йорк, Нью-Йорк!» — поет она. Потом вдруг резким движением скидывает с себя халат. Стоит передо мной совершенно голая и вопрошает: