Предупреждаю Денниса, что поднимусь кое с чем разобраться. Еду наверх, а внутри все переворачивается, и начинает подташнивать. Приезжаю на последний этаж и иду в конец коридора, где перед дверью в номер миссис Робертсон обнаруживаю паренька с уже остывшим чаем.
— Больше не пытался стучать? — спрашиваю я.
— Много раз. — Его лицо бледное и напряженное. — Я приношу ей чай почти каждый день, вот уже целый год. Она всегда открывает сразу.
Мы смотрим друг на друга. В глазах парнишки — страх и нежелание верить в худшее. Но и он, и я знаем, что обнаружим внутри, когда я открою дверь.
— Миссис Робертсон! — кричу я, еще раз с силой ударяя по двери. Паренек следует моему примеру: орет громче меня, колотит в дверь, не щадя кулаков. — Наверное, пора открывать самим, — говорю я, доставая из кармана карточку-ключ. Юноша вздрагивает. Отходит на два шага назад, качая головой. Его глаза вспыхивают, он вот-вот расплачется. — Я войду первым. Ты можешь вообще не входить.
Парень не отвечает. Прижимается спиной к стене, вцепляясь в поднос мертвой хваткой.
Открываю дверь в спальню старой дамы. Шторы задвинуты, в комнате еще темно. Не слышно ни звука. Пахнет шариками от моли, лавандой, к этим запахам примешивается тонкий сладковатый аромат талька, но чувство такое, что кислорода здесь вообще нет. Прохожу в противоположный конец комнаты, раздвигаю шторы. И открываю окно. Я где-то читал: когда человек умирает, надо сделать это в первую очередь; чтобы освободить душу или что-то в этом роде. Поворачиваюсь к кровати и вижу миссис Робертсон. Лежит на спине, одеяло натянуто до самой шеи, худые руки все еще сжимают простыни. Старушка определенно мертва. Я вижу это и отсюда. Нет смысла подносить к ее лицу зеркало, чтобы проверить, дышит ли она. Подхожу ближе и смотрю внимательнее. Веки миссис Робертсон плотно сжаты, рот слегка приоткрыт, щеки ввалились. Она выглядит крохотной — кожа да кости. Ее и при жизни нельзя было назвать крупной, но теперь такое ощущение, что она стала вдвое меньше. Говорят, человеческая душа весит двадцать один грамм. Душа миссис Робертсон, по-видимому, была гораздо увесистее.
Слышу за спиной шаги входящего парня из обслуживания номеров. Он приближается к кровати очень медленно, а при виде тела вскрикивает. Останавливается, прижимает руку к губам. Начинает трястись мелкой дрожью, по его щеке беззвучно стекает слезинка. Должно быть, впервые в жизни видит на работе покойника. Я — в третий раз.
Вы представить себе не можете, сколько людей отдают Богу душу в отелях. Уверен, что по количеству умерших гостиницы уступают лишь больницам. Смерти в отелях бывают двух видов: одни люди поселяются у нас с твердым намерением проститься здесь с жизнью, другие, разумеется, ни о чем подобном и не помышляют. Возьмем, к примеру, миссис Робертсон. И сама старушка, и служащие знали с самого начала, что она выбрала наш отель как место, где хотела бы провести остаток дней. И другие поступают так же. Потом в отелях нередко поселяются те, кто задумал покончить с собой. Причина понятна. Ты снимаешь номер, и тебя никто не потревожит несколько дней подряд, если ты сам того не желаешь. Как ни странно, мне иногда приходит в голову, что люди, которые накладывают на себя руки в гостинице, в каком-то смысле избавляют от лишних хлопот собственных родственников. Не им, а посторонним придется обнаружить тело, убирать комнату и прочее. Семья как бы останется в стороне.