― Пусти. Орденами корябаешь. ― Алик вывернулся из-под Сашиной руки и поднял сияющее свое лицо.
― Алик, Алька, ― повторил Саша.
― Брат? ― поинтересовался широкоплечий Сергей.
― Друг. Вместе книжки читали, ― ответил Саша, и, любовно потрогав Алика за щеку, спросил: ― Где покарябал-то?
― Нигде, ― грубо ответил Алик, ощущая всеобщее внимание. Свершилось то, чего уже целый месяц жаждала его неспокойная и виноватая мальчишеская душа: к нему, не воевавшему, вернулся старший друг ― офицер, герой войны. А этот друг спокойно расположился в компании сегодняшних случайных знакомых и вовсе не спешит встретиться с ним. Конечно, все справедливо: они были там, в грохочащем аду, а какое им дело до щенка, просидевшего все эти годы за ученической партой. Хотелось плакать, но Алик не заплакал.
― Ну, бойцы, расползлись? ― понятливо предложил Сергей. Солдаты стали прощаться. Саша, пожимая руки, напомнил:
― Завтра вечером всех жду, братки. Малокоптевский, два "а", квартира десять.
Все время молчаливо сидевший на соседнем прилавке мальчик-старичок подал голос:
― Отдай мои деньги, Сашок.
Саша сморщился, как от зубной боли, заломил бровь, вытащил свою пачку, отмусолил триста.
― И чтобы я три листка на рынке не видел.
― А в петельку можно? ― почтительно осведомился Семеныч, принимая деньги.
Они шли по Шебашевскому, потом свернули на Красноармейскую и вышли к Малокоптевскому. Обиженный Алик с вещмешком ― впереди, Саша с чемоданом сзади.
Глядя в гордую мальчишескую спину, Саша и впрямь чувствовал себя виноватым. До слез жалел и эту гордую спину, и худую, в нестриженных волосах шею, и противоестественную мужскую суровость своего бывшего оруженосца, пацаненка, дружка.
― Его третьи сутки ждут, а он с инвалидами пьет! ― Алик бурчал, не поворачивая головы, но Саша слышал его.
― На полчаса задержался, а крику-то! Матери все равно дома нет.
― А мы? Нас ты за людей не считаешь? Где три дня пропадал?
― Ты почему на меня кричишь? ― Саша обиделся вдруг, поставил чемодан на землю, сел на него. ― Никуда я с тобой не пойду.
Алик обернулся, увидел горестную фигуру героя войны.
― Извини меня, Саша. Я ― дурак.
Помолчали. Один ― стоя, другой ― сидя.
― Мать когда должна быть?
― Знаешь, как теперь поезда ходят. А она сейчас в бригаде Москва-Владивосток.
― А твои где все?
― Мама на работе, Ларка в Мытищах, в госпитале на практике, а отец на своей стройке в Балашихе.
― Дела... ― Саша поднялся с чемодана. ― Пошли, что ли?
Покоем стояли три двухэтажных стандартных дома. Дом два по Малокоптевскому, дом два "а" и два "б". Алик и Саша вошли внутрь покоя. От котельной, в которой была и прачечная, навстречу им шла чистенькая и бодрая старушка с тяжелым тазом в руках.