Я услышала грохот и шорох одежды. Очевидно, эта особа плюхнулась перед шахом на колени.
— О, что я вижу? Повелитель! Это ноги! Это ее ноги! — заверещала она, как сирена «скорой помощи», а у меня от ее крика зазвенело в ушах.
— Уведите ее, — прозвучал твердый ответ падишаха, и я услышала звук закрывающихся дверей и его мягкие шаги по ковру.
За стеной раздавались отдаляющиеся рыдания моей госпожи, перемежаемые проклятиями в адрес «проклятой рабыни» — меня то есть.
— Ты голодна? — ласково спросил повелитель, усевшись рядом на край кровати и стянув с меня одеяло.
На его невозмутимом лице не дрогнул ни один мускул. Казалось, произошедшее его ничуть не трогает и не беспокоит. Плевать ему на страдания бедной женщины, короче говоря.
— Боюсь, кусок в горло не полезет, — ответила я слегка осипшим от страха голосом.
Мне бы радоваться — соперница за бортом, я в шахской постели, но что-то внутри меня сжалось в тугой комок от грядущей неизвестности и борьбы.
«Боже, — подумала я, — гарем полон жаждущих его любви гадюк, а он не прочь разнообразить свою сексуальную жизнь новыми наложницами». Так дело не пойдет! Я не собираюсь рыдать под его дверями, как отвергнутая Дэрья Хатун, или покорно сидеть в своей золоченой клетке, пока он развлекается с другой.
Пока я размышляла, он подошел к столу с восточными сладостями, положил несколько кусочков пахлавы на серебряную тарелку и вернулся ко мне.
— Открывай рот, — скомандовал он таким тоном, словно приказывал мне идти в атаку.
Я повиновалась. Он положил мне на язык первый кусочек этого божественного яства, и я прикрыла от удовольствия глаза. Тесто таяло во рту, растворяясь на языке медовой нугой.
— Ты боишься, хатун, — продолжил он, отправляя мне в рот следующий кусок, — ты думаешь, что тебя ждет такая же участь, и боишься.
Его умные синие глаза смотрели на меня тепло и ласково, заставляя умирать от необычайной нежности к этому мужчине. Он был прав — я боялась. Боялась не потому, что не смогу достигнуть такого же, как и моя хозяйка, положения, и не потому, что у меня может не быть такого же сундука с тканями и драгоценностями, как у нее, а потому, что я влюбилась в него по самые гланды. Я влюбилась до того сильно, что захотела родить ему ребенка. Прямо в этом дворце, несмотря на отсутствие оборудованного родильного отделения и магазина с памперсами.
Я проглотила последний кусочек пахлавы и кивнула ему в знак согласия.
— Да, я боюсь. Потому что в моей жизни уже было предательство, и я думала, что не смогу полюбить, не смогу открыть своего сердца мужчине. Я попала сюда волей судьбы, но остаться собираюсь, следуя своим собственным желаниям. И мне страшно, мой повелитель! Я боюсь, что ты не умеешь любить. Я боюсь, что тебе нельзя любить. Боюсь, что я всего лишь услада на одну ночь, а хочу быть на всю жизнь! — выпалила я, набравшись смелости.