Он знал тогда, что больше никогда не увидит ее, а у нее оставалась надежда. Надежда оставалась даже тогда, когда уже здесь, в Кракове, до нее дошли вести о том, что Фрола больше нет. Она, как никто другой, понимала, чувствовала, что этот сильный человек не смог победить тоску, безысходность, которые так пытался скрыть тогда, в их последнюю встречу, и которые чувствовались во всем — в его голосе, в том, как он ласкал ее, как пытался убедить их обоих, что все образуется. Не хотелось верить в то, что ушел он таким молодым, покинув ее, Яну, их Яну, плод их любви. Для нее он продолжал жить, но только уже в ее памяти. «Люба, люба, Акуля, моя ты голуба». Эти слова, как бы разрезая пространство, приходили к ней из неизвестного далека от ее Фрола, его слова, предназначенные только для нее. «Люба, люба, Акуля, моя ты голуба». Тогда, звенящие как капель в тенистой аллее их уютного парка, они звучали так победно-помпезно, как будто смогли преодолеть какие-то непреодолимые преграды, разрушить их. Это ощущение рождало удивительное чувство свободы. Хотелось кричать от счастья, не обращать внимания на условности, мчаться навстречу своему такому желанному счастью. Теперь же они звучали как реквием. Под наплывающие звуки органа они возвращались из глубин памяти, чтобы стать такими реальными. Их нежный шепот окутывал своей теплотой, ласкал, возвращал в тот прошлый, такой далекий мир.
Нина собирала их нехитрый скарб. Они могли выехать в любой момент, как только Настя освободится. Это может произойти или ночью, или днем. Нина уже привыкла, что они не принадлежали себе, не располагали своим временем, а зависели от того, как распорядится Настино начальство. Складывая вещи, Нина все норовила постучать три раза по столу, чтобы ничего не изменилось. Они возвращались в родные места. Воссоединялись западные земли с основной частью белорусской территории. По этому поводу предстояли грандиозные торжества. Она, закрывая глаза от счастья, даже не могла представить себе, что вообще их может там ждать. Нина пыталась достать из глубин памяти своего далекого детства какие-то воспоминания. Но на ум ничего не приходило, а только наплывали давно забытые звуки, которые медленно воскрешали отрывочные картины, связанные с этими местами. Из всех почему-то выделялся посвистывающий, протяжно скрипящий звук попадающих на брусчатку колес. Тогда на него вовсе не обращалось внимания. Прижимаясь к маме, гордо восседая в экипаже, она с высоты своего положения созерцала панораму необыкновенно красивого города, в котором были костелы, замок, расположенный на самом берегу Немана. Теперь звуки города больше походили на удивительную мелодию, медленно возвращали в прошлое. Картины из ее детства, тесня друг друга, стали наплывать, словно в тумане.