Хэнс взглянул на себя глазами офицера. Покрытый пылью, с голым торсом, весь в ссадинах он стоял посреди железного частокола. За его спиной сверкали выстрелы и ухали взрывы, с неба плавно падал черный снег, покрывая округу сажей и копотью. Хьюстон разглядел лицо военного и мгновенно стал точной его копией.
– Бегство с поля боя… – офицер оборвался на полуслове, поняв, что остановил собственного двойника.
– Ты обвиняешь меня в дезертирстве?
– Э… нет.
– Сидишь здесь в безопасности, пока твои люди погибают под обстрелом бледнокожих?
Голос Хэнса звучал спокойно и твердо. Офицер пятился назад, пытаясь передернуть затвор автоматической винтовки. Человек выглядел жалким, его руки тряслись. Военного следовало отпустить. Столкнувшись с подобным, он уже вряд ли станет прятаться за спинами товарищей, но Хьюстон уже знал, как поступит с ним. И ничто не могло повлиять на его решение.
Глаза офицера остекленели. Окропив землю кровью, вылетевшей из пробитой черепной коробки, он упал навзничь, продолжая сжимать автомат в оцепеневших руках.
Хьюстон опустил пистолет.
Его уже ничто не связывало с прошлой жизнью. Сержант Хэнс Хьюстон, верный своему народу и начальству, пал в бою смертью пусть не храбрых, но достойных. Его больше нет и не вернуть, никогда.
Новый Хэнс Хьюстон – полная его противоположность. Он стал палачом, врагом собственного народа, он предал людей и Федерацию. Пусть он действует по приказу, но от этого только легче. Ему уже не хочется покидать Гайган. Есть лишь желание убивать. Казнить офицеров, генералов – всех, кто стоит у руля в этой войне. Его злоба, его ненависть кипела и плескалась через край, она впитывалась в эту планету, вызывая приступы беспокойства и агрессии у местного зверья и заставляя светиться зеленый океан еще ярче.
Сохранив на себе лицо убитого солдата, Хэнс надел на себя его куртку, которая оказалась слегка маловатой. Но это было несущественно. Вряд ли кто будет смотреть на размер одежды, когда на ней присутствуют знаки отличия. Подобрав винтовку, он двинулся дальше.
Только сейчас Хьюстон подумал, что на месте убитого офицера так же прятался бы от смерти, скрывался бы в руинах, пытался бы выжить. Он не раз оказывался в подобных ситуациях и понимал в такие моменты, что собственная жизнь дороже. Дороже чем жизни других.
На этой войне, где стрельба «по своим» – явление вполне рядовое, не существует солдатского братства, нет доблести и нет благородства. Здесь все готовы самоотверженно выполнять приказы начальства, но пока не польется чья-то кровь. На поле боя же – каждый сам за себя.