Она была эгоистична, требовательна и чрезмерно ревнива; порой презирала себя за слабость и неспособность обойтись без лести, но казаться юной и желанной стало для неё жизненной необходимостью. Без этого она не могла стоять, не сгибаясь, на той вершине, на которую взошла, а сойти с неё в пятьдесят лет Елизавета не смогла бы, даже если бы и захотела.
Она взглянула на самую молодую и красивую из своих новых фрейлин, Элизабет Трокмортон:
— Иди к клавесину и сыграй что-нибудь!
— Слушаюсь, ваше величество. — Бесс Трокмортон сделала реверанс и села к инструменту; минуту поразмыслив, она стала играть деревенскую мелодию, которая, как ей было известно, нравилась королеве. Она играла хорошо, но не слишком: Маргарет Ноллис как-то справилась с пьесой, которая показалась самой Елизавете чересчур сложной, и с тех пор та не подпускала её к клавесину на пушечный выстрел.
Отвлёкшись под влиянием музыки от мыслей о своём одиночестве, Елизавета вспомнила о родственнике своей придворной дамы, красивом и обаятельном Николасе Трокмортоне, которого хотела приблизить к себе. Ей вспомнился день, когда к ней пришёл Уолсингем и показал документы, которые доказывали, что Трокмортон — католик, замышлявший убить её и провозгласить королевой Англии Марию Стюарт. Трокмортон умер страшной смертью, предназначенной изменникам, но при раскрытии его заговора обнаружилась неприятная истина: всё больше образованных молодых людей высокого происхождения обращаются в римскую веру и становятся приверженцами королевы-узницы Марии Стюарт.
Виной тому были проникавшие в Англию миссионеры-иезуиты и католические священники, число которых росло. Их фанатизм раздувал уже потухшее было пламя старой веры, и королеве поневоле приходилось тушить это пламя кровью. Сохранять жизнь шотландской королевы было труднее, чем когда-либо, поскольку государственный совет и парламент видели в её существовании постоянную угрозу и для Елизаветы, и для самих себя. Она заменила Шрусбери на сэра Ральфа Сэдлейра и наконец поручила неблагодарную задачу охраны самой опасной узницы в Европе сэру Эмиасу Паулету. Сама Елизавета недолюбливала Паулета: то был мрачный, суровый пуританин, приверженец Уолсингема, которого было трудно упрекнуть в избытке рыцарской учтивости. Этот неусыпный страж сделал условия содержания Марии Стюарт просто невыносимыми; с тех пор как был раскрыт заговор Трокмортона, ей приходилось писать все свои письма в его присутствии, после чего он их просматривал. Благодаря бдительности Паулета Мария оказалась отрезанной от своих друзей в Англии и Испании и, можно сказать, похороненной заживо; когда она обратилась за помощью к своему сыну Иакову, который именовал себя королём шотландским, её известили, что он попросил у Елизаветы гарантий, что его мать никогда не будет освобождена. Елизавета диву давалась, как может Мария Стюарт быть настолько глупа, чтобы вообразить себе иной ответ. Неужели она верила, что узы сыновней любви привязывают к ней Иакова, который не видел её с младенчества и которому его нынешнее место на тропе матери очень нравится?.. Иаков ставил превыше всего собственные интересы и меньше всего на свете желал, чтобы его знаменитая и наделавшая столько шуму матушка вышла на свободу и потребовала вернуть ей корону.