Обескураженная просьбой мужчины девушка-менеджер только кивнула.
— Видите ли в чем дело, милая фройляйн, — пустился в пространные объяснения немец, — меня здесь ожидает один старинный друг. Мы не виделись уже… — он призадумался, — ровно девятнадцать лет, семь месяцев и четыре дня.
Перекинув трость в левую руку, продолжая убаюкивать бдительность менеджера мелодичной речью с немецким акцентом, он нежно взял ее под локоть и не спеша направился к столику, где сидел его друг — Константин Сергеевич Кривошеев.
— Столько времени, Дитрих, — улыбнувшись, сказал Кривошеев, когда немец в сопровождении девушки подошел к столику, — а нисколько не изменился!
— Мой дорогой друг! — добродушно приветствовал его немец, — мы — это есть наши привычки. Одну минуточку, Константин, — и он обратился к девушке, — очаровательная фройляйн, не будете ли вы так любезны принести старому бюргеру стаканчик теплого молока с кусочками зефира?
Девушка чувствовала себя неловко рядом с этими солидными мужчинами, и ее щеки залил яркий румянец.
— Боюсь, — неуверенно пробормотала она, — что у нас нет этого в меню.
— Милая фройляйн, — взгляд Дитриха, строгий и в то же время странно ласковый, говорил, что отказ неприемлем, — позвольте я вам объясню, как устроено у меня на родине в Германии.
— Дитрих, — вмешался Константин Сергеевич, — прошу.
— О! — воскликнул немец. — Что за страна, что за нравы!
И, обратившись к девушке, добавил:
— И все же, милая фройляйн, я ожидаю удовлетворения заказа.
— Я посмотрю, что можно сделать! — искренне пообещала девушка и быстро скрылась на кухне.
Теплое молоко с кусочками зефира принесли через минут пятнадцать после того, как менеджер приняла заказ.
Дитрих, исполненный чувства благодарности, ласково улыбнулся девушке, занявшей место у входа в кофейню, и помахал. Та, снова покраснев, помахала в ответ.
— Ты ей определенно понравился, — резюмировал Кривошеев.
Дитрих улыбнулся.
— Я и собирался ей понравиться, Константин, — ответил он, сделав глоток молока, — но я сомневаюсь, что ты позвал меня, чтобы обсуждать мою мужскую привлекательность и женщин, которые на нее откликаются.
— М-да, не за этим, хотя предпочел бы поговорить именно о них.
— Наши возможности не всегда совпадают с нашими желаниями, Константин.
Кривошеев поморщился.
— Ты слишком увлекся Гайдаем, Дитрих, — ответил он.
Дитрих сделал еще один глоток молока, облизнувшись от удовольствия. В такие минуты он походил на чванливого старого кота, что прожил спокойную жизнь в теплом доме под присмотром обожающей хозяйки.
— Вы, русские, совершенно забываете о деталях, — произнес он, устраиваясь поудобнее на диванчике, — это ваша беда. Странно, как вы вообще смогли достичь значительных высот в разведке. — Голос Дитриха отдавал нотками искренней серьезности.