— Что за таинственность такая? — спросил я Лену, когда он ушел.
— Не знаю, — сказала она и заплакала. — Не все ли равно теперь!
На следующий день Сергей Сергеевич позвонил, пригласил нас к себе. Я давно так не смеялся, как в тот вечер: он был в ударе. Потом-то я понял, что он специально старался, чтобы развеселить Лену. Позже, узнав его ближе, я с удивлением открыл, что этот знаменитый комедийный актер в обыденной жизни был задумчив, сосредоточен и совсем не так весел, как на экране.
Уже через много лет Сергей Сергеевич сказал мне:
— Знаете ли, молодой человек, что было в портфеле, который вы любезно донесли тогда до такси?
Только тогда я узнал, что в портфеле был драгоценный груз, которому ныне нет цены. Рискуя, отец Лены сберег письма, документы, рукописи товарищей, боевых друзей, безвременно погибших. Только за неделю до смерти он сообщил об этом Сергею Сергеевичу. Даже Лена не знала, что за бумаги хранились в этих папках...
— Сергей Сергеевич! — закричал я и бросился к нему.
— Не так экспансивно, — сказал он, прикрывая меня зонтом. — Рад видеть вас в столь бодром состоянии духа.
Мы вошли в дом, и тут только я заметил, что он без вещей: один зонт при нем.
— А вещи? Где вещи?
— А вещей нет, Петр Семеныч. Я ненадолго. По пути. В восемь самолет.
— Ну, знаете! «По пути».
— Надо, дорогой, надо. В десять должен быть в Иркутске. Заглянул, чтоб на вас поглядеть: слышал ведь о ваших неприятностях. Кто знает, может, пригожусь. — Он крутился в передней вокруг зонта, который никак не хотел складываться. — Ах, вечная история... Выбросить надо бы, да ведь роскошное все-таки приспособление.
— Да уж! — сказал я.
В дверях стоял Ступаков, посмеивался: ждал представления, что ли? Я ткнул его локтем, прошептал:
— С ума сошел, дурак.
Но он хохотнул уже громко, сказал снисходительно:
— Разрешите-ка. — Отобрал у Сергея Сергеевича зонт и закрыл его ловко, без усилий.
— Это наш главный энергетик, — сказал я. — Мастер на все руки. Удивительно отзывчивый товарищ.
— Великолепная вещица, — сказал Ступаков, разглядывая резьбу на ручке зонта. — Старинный.
Я готов был крикнуть: «Замолчи!», потому что знал, чем это кончится. Но Ступакову очень хотелось хоть так польстить знаменитому артисту, он не мог остановиться, он продолжал расхваливать зонт и резьбу на нем.
— Вот и отлично, — сказал Сергей Сергеевич. — Он ваш. На память о нашем знакомстве. Между прочим, куплен в Вене, давно, до войны.
Ступаков покраснел, замахал руками, но чего уж теперь махать? Поздно махать. Не взять зонт — обидеть старика. Сергей Сергеевич любил дарить, он никогда не был привязан к вещам и расставался с ними легко. Почитатели знали об этом, и кое-кто даже злоупотреблял такой его слабостью. Не дарил он только книги. На книги он был жаден.