– Это я попросила, – поспешно возразила Нессель, неловко примостившись напротив и все так же искоса наблюдая за тем, как ректор академии святого Макария усаживается чуть в отдалении. – Здесь скучно до ужаса, а я к безделью не привыкла. Отец Бруно заходил ко мне несколько раз и читал мне, но все остальное время я просто умирала тут от скуки, вот и попросила дать какое-нибудь дело, чтоб не выходя из комнаты. Поработать в саду или на огороде меня не пустили – сказали, здесь одни мужчины кругом, ни к чему, да еще и не знают, можно ли меня показывать людям.
– Ведь ты не сказала, в чем твое дело к нему, – кивнув на Курта, пояснил Бруно мягко. – А стало быть, я не мог решать, безопасно ли раскрывать твое присутствие здесь, и можно ли позволить посторонним видеть тебя. Ради твоей же безопасности в первую очередь.
– Да, понимаю, – снова внезапно смутившись, кивнула Нессель, опустив взгляд и снова смолкнув; Курт вздохнул:
– Рассказывай, Готтер. Если ты ждешь, когда он оставит нас наедине, – вынужден тебя огорчить: разговор будет проходить при нем. Я же все равно ему все расскажу. Это мой духовник, напарник и друг, и он знает обо мне все.
– А говорил, что никому не расскажешь обо мне, – не поднимая глаз, зло пробормотала Нессель. – Соврал. А я тебе поверила.
– Кроме нас с ним, – возразил Бруно, – о тебе знают только еще два человека. В данном случае – это все равно что никто; эти люди не из тех, кто примется рассказывать о случившемся на площадях или за кружкой пива, а главное – не из тех, кто мог бы причинить тебе вред. Я уже пытался объяснить тебе, что верить мне можно так же, как ему…
– Я не верю Инквизиции, – тихо пробурчала Нессель, и Бруно улыбнулся:
– Но пришла к ней за помощью.
– За помощью я пришла к нему, – уточнила ведьма чуть уверенней, подняв, наконец, взгляд. – Потому что он обещал, что поможет, если у меня что-то случится.
– И я помогу, – согласился Курт, приглашающе кивнув. – Рассказывай, Готтер. Долги я всегда плачу аккуратно; по крайней мере, стараюсь это делать. Что у тебя случилось, раз ты проделала такой путь?
Нессель медленно выдохнула, по-прежнему косясь на Бруно и явно с трудом пытаясь подобрать слова, и, наконец, решительно выдохнула:
– У меня украли дочь.
– Дочь, – повторил он ровно. – Ты замужем? Почему ее судьбой озабочена ты, а не ее отец?
– Отца у нее нет. Это моя дочь. И я не замужем.
Курт помедлил, глядя на свои руки, лежащие на столешнице, чувствуя, как напрягаются сцепленные замком пальцы, и взгляд духовника ощущал на себе всей кожей – напряженный, острый, оторопелый…