Впрочем, он, Бенуа, предпочел бы отправиться в мир иной, уже ничего не помня, не имея прошлого и каких-либо привязанностей. Чтобы ни о ком и ни о чем не жалеть.
Чтобы умереть, избавившись от груза тех грез, которые никогда не станут явью, и тех сожалений, которые охватывают человека, когда он переступает границу между жизнью и небытием.
«Гаэль, мне следовало как можно более убедительно показывать тебе, как много ты для меня значишь… Жереми, мне нужно было чаще брать тебя на руки, чтобы узнать тебя получше и чтобы ты получше узнал своего отца… Мама, мне надо было просто сказать тебе, что я тебя люблю. Сказать это хотя бы один раз. Мне казалось, что я не раз доказывал тебе свою любовь. Тогда почему же я не говорил тебе, что я тебя люблю? Почему я не говорил этих простых слов и не совершал всех этих несложных поступков по отношению к близким мне людям, когда у меня еще было будущее и когда слово «завтра» имело какой-то смысл?.. Мама… Мама, зачем ты дала мне жизнь, если ее у меня рано или поздно отнимут?»
Бенуа вытирает слезы и всматривается в темноту, которая изводит, мучает, терзает его, словно сильнодействующая кислота. Темнота окружает его со всех сторон, и ему от нее не спастись.
Или нет, от нее можно спастись. Его единственным спасением теперь являются воспоминания. За них он и будет цепляться, как утопающий за соломинку…
Воспоминания и надежда — пусть даже эфемерная, — что ему удастся отсюда выбраться и что он сможет снова и снова кричать близким ему людям: «Я вас люблю!» Да, он снова и снова будет повторять эти слова, которые так редко произносил раньше. Он будет говорить о своей любви к близким, пока не охрипнет.
Вчера Лидия не приходила мучить его. Решила, наверное, сделать перерыв.
Она словно дает ему возможность собраться с силами перед очередным истязанием.
Возможно, последним истязанием.
Она лишь на несколько секунд заходила в подвал. Заходила, чтобы посмотреть на него, Бенуа. Или чтобы проверить, жив ли он еще. А также чтобы показать ему упоминавшиеся ею анонимные письма с приколотыми к ним газетными вырезками.
Их, видимо, ей и в самом деле присылали — если, конечно, она не состряпала их сама.
У ее безумия явно нет никаких граней…
Бенуа машинально прикасается кончиками пальцев к одной из ран на торсе. Эта рана, похоже, начала гноиться и теперь причиняет ему боль.
Он знает, что Лидия придет опять. Его ждут унижения, нож, электрошокер, яд… Каким истязаниям она подвергнет его сегодня?
Круглые сутки трястись от страха — таков теперь его удел. Удел всех тех, кто оказывается в полной власти другого человека.