Дима, хоть и не был знаком с классическими прототипами своих новых знакомых, но основняк понял правильно. Он знал об этой новой появившейся в Москве разновидности (про себя называя подобный типаж «активистками»), имел даже опыт общения, с ее представительницами среди «своего» дамского кружка. Собственную активность насчет «договориться» можно было, пожалуй, и свернуть. Эти Надя и Оля сами, конечно, и независимо ни от каких охмуряжей, решат, годятся ли им они (то есть Дима и Витя) для дальнейшего времяпрепровождения, и если решат «да», то без всяких мук и поисков жанра элегантно и недвусмысленно возьмут инициативу в свои руки.
Дальше дело было так. На пятачке троллейбусов не оказалось, зато волновалось море разливанное мокрых пляжников, всех сразу решивших отчалить под угрозой вторичного разверзания хлябей. Втискиваться в эту мощно дышащую, исходившую паром толпу и штурмовать одиночные экипажи, изредка и задумчиво подкатывавшие к остановке, было делом немыслимым. Зеленых «Волг» на горизонте тоже не наблюдалось. К тому же времени имелось «вагон и маленькая тележка», как услужливо сформулировал Дима за всех четверых. Переждать пик решили в корчме, то бишь в шашлычной, стоявшей тут же, в кустах, у самого выхода из бора. Но такими «вумными» оказались далеко не они одни, и в шашлычной народу было, как, пригорюнившись, заметила Надя, «битками». Но Оля сказала, что на раздаче Зинка, которую она знает, и, наказав им любой ценой забить, то есть занять какой-нибудь столик, она отважно устремилась в самую гущу народа у кассы. Витя направился к буфету, а Диме и Наде посчастливилось обнаружить столик, который явно должен был вот-вот освободиться. Столик освободился, Оля принесла поднос с шашлыками, а Витя две бутылки вина. Вино на цвет было светлое, как речная вода, и называлось «столовое». Другого в буфете, не было. Тогда девочки сказали, что они все понимают и Витя, конечно, не виноват, но пить эту кислятину — дело пустое. Дима думал об этом примерно так же, но молчал, ибо в кармане было пусто, а и будь в нем хоть сотенная — не бегать же по окрестностям в поисках магазина. Надя с Олей переглянулись, и Надя чуть заметно кивнула головой. Тогда Оля расстегнула молнию на своей спортивной сумке «Адидас» и извлекла из нее бутылку, содержимое которой тоже было светлым как вода. Но то было другое, совсем другое содержимое, и совсем другая наклейка, завидя которую Дима, например, совершенно непроизвольно потер руки и слегка даже крякнул-хмыкнул.
А девушки… Там, на пляже, стоя под накидкой, и потом, бредя по сосновой Аркадии, они только чувствовали, что эти ребята — не жлобы, и тот и другой, хотя и показывают это по-разному, одинаково рады случившемуся случаю, что это не психи, а вполне управляемые мальчики, хоть и постарше их, но насколько, сразу не скажешь, и явно в самом соку. Девушки только знали, что целый день им сегодня было изрядно скучно на пляже и еще окончательней, на полную катушку, скучней было бы возвращаться одним в город. И это было все. Что же до остального, то неужели обязательно надо каждый раз что-то там такое сложное рассчитывать, прикидывать, что же до остального, то «какие наши годы…» и пусть уж ребята делают как знают, ведь все-таки они рядом, и смотрят в глаза, и говорят интересно. Неженатые, наверное, оба. Хотя бы по тому можно думать, что не принялись сразу клясться и божиться, какие они вольные орлы, значит, естественно это для них, привычно, и уверять в этом на ум не приходит. К замужеству, впрочем, и не стремились Надя с Олей, красивые, спортивные и уже очень-таки в том самом возрасте. Но не стремились — и все тут. Сильно любопытствующим объясняли равнодушно, кратко, с сытой ленцой и точно теми же словами, что и холостые представители сильного пола: «Не-е… Погожу еще… Погулять охота. И чего я там не видела, в браке этом?» Но относительно ребят все-таки факт этот был приятен. Отсекалась сразу (раз не нужна была) та беспросветная и какая-то тянуче-липучая, противная лажа командированных… Как будто их кто за язык тянет.