— Подумай над советом.
Развернувшись, он пересёк кабинет и вышел, унося в памяти взгляд Резниковича, трусливо-ненавидящий и в то же время угрожающий. Он уступил силе, зная за собой грешки, но не сдался и в будущем мог отомстить, приведя в действие все свои криминальные связи.
В коридоре стало понятно состояние конвоира Дуни: у стен сидели, опустив головы на грудь, давешние омоновцы, вызванные Резниковичем, и ещё один полицейский, который, очевидно, подошёл позже. На взгляд Афанасия Голубь, прогуливающийся по коридору с дубинкой в руке, пояснил, кивнув на Лапу:
— Не хотелось поднимать шум, мы их куснули.
Речь шла о выпущенных лейтенантом нанитах, несущих парализующий яд.
— Где остальные?
— Дохлый и Тоша повели девчонку.
— Уходим.
Спустились на первый этаж, готовые встретить вызванный по тревоге Резниковичем наряд, но в холле засады не оказалось.
Охранники у турникета тоже сидели на полу в сонном оцепенении, и на них уже обратили внимание входящие в здание полицейские.
— Проходите, товарищи, — властным тоном сказал Афанасий. — Идёт антикоррупционная операция, всем разойтись по своим рабочим местам и не выходить в течение часа.
Толпа начала расходиться.
У машины Афанасия топтались Кот, Шелест, Тоша и Дохлый, что-то рассказывая Дуне, на плечи которой кто-то догадался накинуть штормовку. Она нетерпеливо оглядывалась, отвечала на вопросы, и когда все замолчали, увидев командира, она оглянулась и бросилась навстречу. Дотронулась руками до груди Афанасия. Глаза девушки сияли.
— Не сердись…
— За что? — удивился он.
— Я неправильно судила о тебе.
Афанасий засмеялся, привлёк девушку к себе, сделал пальцем понятный всем жест, и бойцы группы начали рассаживаться по машинам, обмениваясь неслышимыми репликами.
— Я не сержусь. Как можно сердиться на дождь или снег? Вообще на природные явления? А ты самое прекрасное природное явление.
И ничего больше не надо было говорить.