Смуглолицый кавказец вдруг прыгнул к Афанасию, выхватывая нож.
Владел он им мастерски, вращая в пальцах, играя рукоятью, вскидывая лезвие, и было видно, что делает он это грамотно.
— Порэжу, дядя, — оскалился он. — Девка наша была, зря ты нарвался.
Дожидаться атаки Афанасий не стал. Сделал ложный замах, наметил удар ногой: на оба движения, вернее, намёка на движение, смуглолицый отреагировал нервно, отмахиваясь ножом, и на душе полегчало: профессионал действовал бы иначе.
Противник пошёл в атаку, и его встретил приём «клещи», выбивший нож, а затем удар в переносицу, унёсший парня к забору соседнего дома.
Сзади шумно зааплодировал и захохотал Вавин.
— Знай наших! И так будет с каждым!
Кырик проследил за падением соратника, в его мутных глазах отразилось беспокойство.
— Ты чего психуешь, сосед?
Афанасий, чувствуя злость и раздражение, шагнул к нему, и Кырик понял его намерения. Он с неожиданной для его комплекции быстротой вскочил на мотоцикл, ударом ноги завёл и умчался прочь, оставив после себя опадающий хвост пыли.
Афанасий сплюнул, подошёл к блинолицему, пошлёпал рукой по щеке.
— Живой? Помочь или сам дойдёшь?
Видимо, перспектива помощи от противника показалась парню сомнительной. Он с трудом поднялся и, не глядя на чернявого спутника, ворочавшегося под забором, побрёл вслед за мотоциклом.
Афанасий рывком за шиворот пятнистой безрукавки поставил кавказца на ноги.
— Будете шуметь — пожалеете, что родились! Понял?
Смуглолицый дотронулся до носа, сморщился.
— Ты мне нос сломал…
— Заживёт, не надо было ножиком баловаться. Иди и передай своим: терпеть больше ваши выходки не буду. А понадобится — ОМОН вызову! Есть у меня такая привилегия. Усёк?
— Ус-ус…
— Вот и славно, болезный, бегом марш!
Чернявый развернулся и потрусил прочь, прижимая обе руки к лицу.
Вавин отбросил палку, захохотал пуще прежнего, обнял Афанасия.
— Ну, ты даёшь, Пахомов! Как это у тебя получается?
— Я с детства в Чапаева хорошо играл, — усмехнулся Афанасий, с ревнивой завистью наблюдая за Олегом, продолжавшим разговаривать с девушкой у калитки её дома.
Вышел Геннадий Терентьевич с кастрюлей в руках.
— Что за шум? Я что-то пропустил?
Вавин радостно подбежал к нему, начал взахлёб рассказывать о подвиге Афанасия. К соседям присоединился младший Гришенок, знаменитый почти полным отсутствием передних зубов, известный матерщинник дед Савостьянов, которому исполнилось девяносто семь лет, но был он ещё бодр и склерозом не страдал.
Пыль на дороге улеглась, мотор мотоцикла перестал стрелять, на улицу легла тишина.
Афанасий перешёл дорогу, остановился возле компании, продолжая глядеть на Олега и его собеседницу.