Дорога началась неожиданно, через два часа после завтрака, у меня в комнате, где я читала старый французский роман. Посошок на дорогу предложил мне сам господин Стон, снизошедший до столь ничтожной личности, как я. Он, как и полагается господину, вошел без предупреждения, но с любезной улыбкой на синеватых губах и наполовину опорожненной бутылкой шампанского — очевидно, где-то она успела уже побывать. Молча, почти священнодействуя, он наполнил два бокала на столе и, заметив мой французский роман, сказал по-французски:
— Садитесь, мадемуазель. Разговор у нас напутственный.
Я удивленно присела.
— Вы удивлены, что я знаю французский? Старых международных бродяг обычно не стесняют языковые барьеры.
— Я удивляться не этому… — начала я привычно ломать язык.
— Может, будем разговаривать на вашем родном языке?
— Мой родной язык вам все равно неизвестен.
— Ну хотя бы биография вкратце.
— Зачем? Самое интересное для вас в моей биографии — это сердце справа.
— Допустим. А что же вас удивляет?
— То, что вы с Олимпа спустились ко мне.
— На Олимп пойдете вы. Хлебните шампанского — это подкрепит перед дорогой. Сейчас мы отвезем вас к энному столбу на Леймонтском шоссе.
— Одну? — спросила я.
— Не пугайтесь. Поедете с Берни Янгом. Подружитесь. Он наиболее интеллигентный из ваших спутников и потому наименее надежный в достижении цели. Он может усомниться в реальности увиденного и неразумно вообразить невообразимое. Мне же нужны трезво мыслящие, разумные исполнители. Такие, как вы.
Мне почему-то не понравился его комплимент. — Значит, мне, разумной, опекать неразумного?
— Именно. Я убежден, что вы первая наполните свой саквояж. Янг, когда опомнится, сделает то же самое.
— А другие?
— За них я не боюсь. Это профессиональные авантюристы. Сделают все и вернутся. Не скрываю: путь труден и конец его может смутить.
Стон смотрел на меня чуть прищурясь, как смотрят на лошадь покупатели, словно прикидывая: не прогадать бы.
— Сейчас выезжать? — оборвала его я, не притронувшись к бокалу с шампанским.
Он понял и встал.
— Вас уже дожидаются у машины.
Машин было две, стоявших гуськом у внешних ворот виллы: старенький «форд», в котором уже восседали с пустыми чемоданами Нидзевецкий и Гвоздь, сопровождаемые «парнишками» в выцветших джинсах и белых картузиках — один из них сидел за рулем, — и чуточку позади «мерседес» с шофером в таком же картузике. Берни Янг меланхолично стоял у открытой дверцы автомобиля. Он предупредительно пропустил меня и сел рядом, оставив переднее место для Стона.
Но Стон и не собирался ехать.