У ее двери он услышал звук льющейся воды. Простой естественный гул и образ Кирби, лежащей в ванне, немного рассеяли напряжение. Он подумал, не присоединиться ли к ней, но вспомнил, какой она выглядела бледной и уставшей. В следующий раз, пообещал он себе и отступил. В следующий раз он сполна насладится бездельем, отмокая с ней в мраморной ванне.
– Где эта несносная девчонка? – буйствовал Фэйрчайлд. – Она весь день прячется.
– Принимает ванну, – сказал Адам.
– Ей лучше подумать о достойном объяснении. – Фэйрчайлд с грозным видом потянулся к дверной ручке.
Адам машинально перекрыл ему путь:
– В объяснении кому?
Фэйрчайлд посмотрел на него:
– Моим туфлям.
Адам взглянул на маленькие ноги Фэйрчайлда в одних чулках.
– Не думаю, что она взяла их.
– Человек затягивается в неудобный костюм, душит себя нелепым галстуком и потом обнаруживает, что без обуви. – Фэйрчайлд потянул узел на шее. – Разве это справедливо?
– Нет. Вы спрашивали Кардса?
– Кардс не смог бы втиснуть свою огромную британскую лапу в мой ботинок. – Он нахмурился. – С другой стороны, у него ведь был мой костюм.
– Какие еще нужны доказательства?
– Он – клептоман, – проворчал Фэйрчайлд, спускаясь в холл. – На вашем месте я пересчитал бы свои трусы. Неизвестно, что еще он мог уволочь. Коктейли через полчаса, Адам. Поторопитесь.
Подумав, что выпивка станет прекрасным утешением в конце этого суматошного дня, Адам пошел переодеваться. Он уже завязывал галстук, когда постучала Кирби. Не дождавшись ответа, открыла дверь и на мгновение остановилась в проеме – голова откинута назад, одна рука на косяке, другая на бедре. Облегающий комбинезон очерчивал каждую линию ее тела, собравшись на шее складками, открывая спину. Изумруды в ушах размером с монету в двадцать пять центов отбрасывали живительную зеленоватую тень. Пять плетеных золотых цепей оборачивались вокруг ее талии.
– Привет, сосед. – Сверкая и переливаясь, она подошла к нему.
Адам приподнял ее подбородок и внимательно осмотрел лицо. Будучи художником, она знала, как наиболее эффективно использовать косметическую палитру. Щеки были слегка тронуты бронзой, губы лишь немного стали темнее.
– Сойдет? – спросила она.
– Выглядишь лучше, – решил он.
– Жалкое подобие комплимента.
– Как ты себя чувствуешь?
– Чувствовала бы лучше, если бы ты перестал осматривать меня, словно я неизлечимо больна, и поцеловал, как и должен. – Она обвила руками его шею и закрыла глаза.
Он поцеловал ее нежно и мягко, она вздохнула от удовольствия. Затем его губы соскользнули к щеке и – медленно – к подбородку.