Жена не ответила.
Эйнар, вновь поднявшись с лавки, куда только было опустился, потянулся к разрубленному бочонку. Обхватил обеими руками скользкие стенки, поднял посудину над столом и широко улыбнулся отцу:
– За семью, а?
Конунг не отозвался – тост звучал по меньшей мере двусмысленно. Но сын одобрения не ждал. Преувеличенно вежливо он поклонился тестю – и, выдохнув, приник губами к неровной зазубренной кромке.
Норманн Ульф Тихоня, растянувшись во весь рост на тюфяке и прикрывшись овчиной, изучал взглядом потолок. Спать ему не хотелось, да и не полагалось – нынче он, а не Творимир дежурил за двоих. И ничего не имел против: в доме тепло, кругом тишина да спокойствие, на морозе торчать не надо, хозяева за перегородкой, вот они, ни забот, ни хлопот! Всегда бы вот этак-то. Ульф расслабленно зевнул, прислушиваясь. Ничего, только тихие завывания метели. Даже собаки не лают. А уж прочие-то и подавно мертвецким сном спят – кто у конунга в дому, кто на конюшне, кто в сараях. Даже Гуннар с семьей не уехал, хотя живет всего через пару улиц. Жених с невестою, понятно, особняком – им еще с вчера дом приготовили, все честь по чести. «Хотя брачной ночи молодая сегодня не дождется», – подумал Тихоня, вспоминая разрубленный ярлом бочонок и Эйнара, единым духом опрокидывающего в себя брагу. Прямо так хлебал, вместе со щепками. И ведь больше трети высосал, не поморщился!
Потом-то, конечно, на том самом месте и рухнул, глаза закативши, но тестя уважил. Да тот и не серчал – чай, сам дважды женился. Дело знакомое. Родные отнесли жениха на брачное ложе, туда же невесту сопроводили, да и оставили. Пускай хоть отдохнут молодые, им ведь еще неделю пировать да мед из одной чаши пить!.. Тихоня заложил руки за голову и нахмурился. А ведь с неделей-то он хватил. Забыл про Ярен, про Фолькунгов осажденных, про данов… «У, стервятники! Так бы и взял их всех да перетопил поодиночке! И мечей бы даже пальцем коснуться не дал, чтобы после смерти они, твари, вечно у ворот Асгарда неприкаянными выли! А ежели кому из них и посчастливится в Вальгаллу прорваться, так пива ему несвежего, валькирию страшную и…»
Бух! Бух!
Упивающийся мечтами норманн сердито плюнул – ну вот. Кого там принесло? Ишь, в дверь барабанит, еще и ногами, похоже.
– Я те щас постучу, – пообещал Тихоня, скидывая овчину. – Я те щас, недопитку, так постучу… Здесь люди спят, а он бродит! – Ульф скроил на лице самую свирепую из своих рож и, подняв засов, распахнул дверь. – Ну, чего надо?! Уй-й-й, Мьёльнир мне в…
Старый вояка подавился неоконченной фразой. На пороге стоял Эйнар. Полуодетый, всклокоченный и белый как молоко. Руки его были по локоть в крови. А на руках…